Борис Сопельняк - Восхождение

Так случилось, что недавно я побывал в тех краях, где мы изводили чернила, сочиняя корреспонденции в свои газеты. И, знаете, кого я встретил? Того самого чародея запахов и ароматов, которого мы знали еще и как коллекционера часов. Он признался, что очень устал, что работа стала ему в тягость, и он попросил доверить ему должность представителя их фирмы в какой-нибудь тихой стране. Но так как он не может без боя быков, то просил направить его туда, где есть и матадоры, и пикадоры, и безжалостные быки. Учитывая заслуги перед фирмой, другой любитель боя быков просьбу нашего знакомого уважил и назначил его чрезвычайным и полномочным представителем фирмы в стране, где бой быков существует.

Перед посадкой на пароход он вспомнил какого-то барона, которого не знаю я, но, как он сказал, хорошо знаете вы. Во-первых, он просил передать барону, что просит у него прощения. Когда я спросил, за что, любитель боя быков ответил, что барон знает. И, во-вторых (как он сказал, в качестве искупления), сообщил о принятом где-то наверху решении недели через две имение у барона отобрать. А его самого за то, что до сих пор предоставляет кров людям, которых разыскивает правосудие как северного, так и южного соседей, поместить в один из санаториев, где барона вылечат не только от болезней, но и от заблуждений.

Поэтому, сказал бывший чародей, барону надо как можно быстрее сесть на пароход и отправиться за океан, где таких санаториев пока что нет.

Теперь, когда я выполнил просьбу известного вам синьора, со своей стороны могу сообщить, что в ближайшие дни буду в Лиссабоне и на всякий случай закажу на ваше имя, дорогой коллега, два билета на пассажирский лайнер „Монтевидео“: мне почему-то кажется, что вы не оставите барона одного и непременно к нему присоединитесь.

Крепко жму руку и желаю всяческих успехов! Ваш Старший коллега».

– Вот так письмецо-о, – плеснул себе хереса Борис, – как мы когда-то говорили, без бутылки не разберешься.

– А по-моему, все яснее ясного, – пригубил глоток коньяка Маркин. – Град, от которого нельзя уберечься – это немецкие бомбы, которые сыплются на Лондон. Воронье – самолеты легиона «Кондор», идущие на Мадрид. Чародей ароматов – ваш старый друг Рамос. А вот за что он просит прощения, я не знаю, – развел руками Маркин.

– Было дело, – вздохнул Борис. – Он меня чуть было на тот свет не отправил. Если бы Тереза не разбила тот чертов флакончик, не быть бы мне живу. Так, – потирая руки, продолжал он, – а что это за страна, куда Рамос напросился в качестве посла?

– Да Мексика же! – воскликнул Маркин. – Бой быков есть только там.

– Ну, а намек на изъятие имения не надо и расшифровывать, ясно, что речь идет о захвате Андорры. Вот только кому она достанется: Франко или Петэну?

– Я думаю, Франко.

– Почему?

– Потому что Петэн – марионетка, к тому же марионетка второсортная. И у него нет никаких заслуг в фашистском движении. А Франко три года воевал с республиканцами, в том числе с коммунистами, и, что бы там ни говорили, победил. Так что Андорра будет неплохим трофеем.

– А Лига Наций? – с надеждой уточнил Борис. – Она за нас не заступится?

– Да что она может, эта убогая Лига Наций, особенно теперь, когда Франция повержена, а Британия под колпаком люфтваффе?! Единственное, на что ее хватило, так это за нападение на Финляндию исключить из своих рядов Советский Союз.

– М-да, пожалуй, ты прав, – поскреб подбородок Борис. – Раньше косые взгляды Франко сдерживала Франция, а теперь, когда Франции нет, каудильо ничего не стоит договориться с фюрером, и тот даст добро на оккупацию Андорры. И что тогда? Тогда всех нас, и прежде всего меня, поместят в санаторий, а проще говоря, в концлагерь, где быстро излечат от республиканских заблуждений.

– Значит, пока не поздно, надо бежать, – жарко зашептал Маркин. – Пастухов Франко не тронет, на кой ляд ему пастухи, а вот нас – да, с нами, как ни крути, русскими людьми, он разберется в первую очередь. Для него все русские – коммунисты, я-то это знаю. У него на них большой зуб. Да и мы с вами, что ни говори, а неприятностей ему причинили немало. Как знать, быть может, история поставит нам это в заслугу, но платить собственной головой за две строчки в учебнике, по меньшей мере, глупо.

– Бежать-то бежать, но как? Как мы доберемся до Лиссабона? Ведь путь лежит через Испанию, а там нас схватят.

– Зачем же «через Испанию»? – резонно возразил Маркин. – Пойдем через петэновскую Францию. Во-первых, там нас никто не знает, и, во-вторых, мы им ничем не насолили, и до Бордо, а еще лучше до Нанта, даст Бог, доберемся. А там – на пароход или рыбацкий сейнер, и – в Лиссабон, где нас ждут билеты на уругвайский лайнер «Монтевидео».

– Кстати, – хлопнул себя по лбу Борис, – а почему ты решил, что это письмо от Филби?

– Так он же подписался. За глаза мы его называли Старшим коллегой, ведь Филби представлял не какую-нибудь захудалую газетенку, а солиднейшую «Таймс».

– Ну, что ж, – вздохнул Борис. – Будем считать, что Андоррская эпопея закончена. Не имею ни малейшего представления, что нас ждет впереди, но за то, что мы здесь сделали, стыдиться нам нечего. Ведь правда, а? – с надеждой спросил он у Маркина.

– Они еще не раз вспомнят нас добрым словом, – кивнул на горы Маркин. – Памятников нам, конечно, не поставят, но то, что страну в двадцатый век втащили мы, люди, я думаю, не забудут.

– Все, на этом точка! – решительно встал Борис. – Сколько у нас времени на сборы, недели две?

– Теперь уже одна, – почему-то взглянул на часы Маркин, – письмо шло целую неделю.

– Тогда – за дело. Не с пустыми же карманами отправляться в путь, за океаном голытьбу не любят. Эх, Пашка, Пашка, были бы мы прежней командой, с Костиным, с Зуевым, с Гостевым… Да, кстати, а куда девался поручик Гостев, что-то я его давно не видел?

– Он просил об этом не говорить, но теперь, я думаю, можно, – слегка потупившись, ответил Маркин. – Поручик Гостев подался в маки.

– Куда-куда? – не понял Борис.

– В маки. Так называют французских партизан. Виктор сказал, что ему все равно где бить бошей: на русских просторах, как мы это делали в Первую мировую, или во французских виноградниках, но немцев, тем более фашистов, он люто ненавидит и будет бить их смертным боем.

– Молодец, Витька! – хлестнул воздух тростью Борис. – Я бы и сам не прочь, но, – развел он руками, – есть много всяких «но».

Одним из главных «но» было событие, которое, в самом прямом смысле слова, могло изменить ход истории не только в Европе, но и во всем мире. Все началось с того, что неподалеку от родового имения лорда Гамильтона «Дауганвел Касл» разбился новейший немецкий самолет «Ме-110». Летчик, правда, успел выброситься с парашютом и благополучно приземлился на заросшем травой поле. Первым его обнаружил местный фермер Дэвид Маклин. Услышав рев падающего самолета, он выскочил из дома и увидел спускающегося парашютиста.