Александр Дюма - Исповедь маркизы

В одно прекрасное утро г-н де Стенвиль получил письмо, которое извещало о делах и поступках его жены и в котором подробно говорилось о том, что происходило между ней и г-ном де Лозеном. Хорошо осведомленные люди уверяли меня, что эти подробности не выходили за рамки приличий, но для ревнивца и этого было слишком много.

Сначала граф устроил жене несколько отвратительных сцен и запретил г-ну де Лозену переступать порог своего дома, а затем стал держать жену взаперти, под надзором слуг, что мог сделать только сущий болван, при всем том, что этот праведный судья был из рода Шуазёлей. Ему продолжали наговаривать на несчастную графиню, он не давал ей никакого покоя и в конце концов стал обращаться с ней очень дурно.

В итоге г-жа де Стенвиль все больше сожалела о г-не де Лозене и любила его еще сильнее. Герцог писал ей письма; один из слуг был посвящен в их тайну. Госпожа де *** и ее любовник, по-прежнему не терявшие бдительности и все так же жаждавшие мести, обнаружили эту эпистолярную связь и поставили в известность г-на де Стенвиля, и отныне участь бедной женщины была решена.

Граф пошел к королю, рассказал ему о своих семейных неприятностях и попросил у него указ о заточении без суда и следствия; отнюдь не щепетильный Людовик XV не решился удовлетворить просьбу ревнивца. Его величество посоветовал мужу подумать, объяснил ему, что скандал ничего не даст и что можно было бы под благовидным предлогом увезти графиню или отправиться вместе с ней в путешествие; король даже предложил графу возложить на него какую-нибудь миссию, но все было тщетно.

— Она опозорила меня перед всеми и будет публично наказана, — с величайшим почтением отвечал ему г-н де Стенвиль, не отступая от своего решения ни на шаг.

Королю пришлось уступить, однако он повелел тайно предупредить графиню, чтобы она постаралась отвести от себя удар.

Между тем маршальша де Мирпуа готовила костюмированный бал. При дворе и даже в городе только об этом и говорили; праздник обещал быть великолепным, с необычайно избранным кругом участников, в число которых входили самые красивые женщины и самые блестящие придворные господа.

Группа танцующих состояла из двадцати четырех дам и двадцати четырех кавалеров. Они были в нарядах китайцев, индийцев, весталок, одалисок и наложниц султана; всех танцующих разделили на шесть групп; господин герцог Шартрский и г-жа д’Эгмонт возглавляли первую из них. Репетиции проводились каждый день. Госпожа де Стенвиль танцевала с принцем д’Энненом, принцем-гномом, как говорил г-н де Лораге, и на нее в этой паре было жалко смотреть.

Между тем состоялось представление в пользу серьезно заболевшего Моле. Барон д’Эсклапон предоставил помещение своего театра, располагавшегося в Сен-Жерменском предместье, и Клерон, которая уже ушла со сцены, блистательно сыграла там в «Зельмире», скверной пьесе г-на де Беллуа, автора «Осады Кале». Весь цвет Франции собрался на этом спектакле. Госпожа де Стенвиль приехала туда в слезах и плакала все время, пока продолжалась пьеса. Она даже не старалась скрыть своих слез.

В то время Клерон была в большой моде, и ее приглашали во все дома. Актриса играла у г-жи де Вильруа и однажды показывала нам «Баязета»; я сочла ее игру бездарной: по моему мнению, своим исполнением она испортила пьесу.

Раз уж зашла речь об этой особе, поговорим о ней: тут найдется что сказать.

Я часто приглашала к себе Клерон для декламации, особенно, когда г-н Уолпол приезжал в Париж; ему нравится ее дарование, и он завидует, что у нас есть такая актриса. Сейчас Клерон живет за городом в уединении и ее нигде не видно; говорят, она слегка не в своем уме, но это меня не удивляет: по-моему, она всегда была сумасшедшей.

Актриса соблазнила маркграфа Ансбахского и обосновалась в его доме, где заправляла всем до тех пор, пока одна англичанка, леди Кревен, такая же сумасбродка, как она, не вытеснила ее из сердца любовника. Этот совершенно никчемный и крайне слабохарактерный человек приходится племянником великому Фридриху. Вольтер сравнивал маркграфа с желтокожим индусом, толстым и покладистым. Мадемуазель де Клерон ушла со сцены, чтобы исполнять у этого жалкого государя обязанности премьер-министра; она так старалась, что он едва не умер от горя. Вчера меня уверяли, что англичанка еще лучше справится с этой ролью, окончательно доконает беднягу и займет его место.

У Клерон был один поклонник, который покончил из-за нее с собой и стал призраком! Каждый вечер, ровно в одиннадцать, где бы она ни находилась, раздавался крик, выстрел из пистолета, либо звучали рукоплескания или же музыка. Это продолжалось примерно два с половиной года. Актриса в свое время отказалась прийти к этому человеку, и в одиннадцать часов вечера он наложил на себя руки. Самоубийца предупредил друзей, что из-за проявленной Клерон жестокости он будет преследовать ее после своей смерти так же, как преследовал ее при жизни.

Как видите, он сдержал свое слово. Об этом знал весь Париж; полиция сбилась с ног, разыскивая ловкого мошенника, выдававшего себя за призрака, но это ей не удалось: бездельника так и не нашли, и недалекие люди все еще продолжают говорить об этом злом духе, изводившем великую трагедийную актрису. Я слышала, как это рассказывали самой Клерон.

Пон-де-Вель утверждал с присущим ему тягучим выговором, будто этот человек являлся смеха ради, дабы все удостоверились, что хотя бы раз в жизни Клерон обошлась с кем-то жестоко. В самом деле, она говорила о самоубийце, принимая вид недотроги, отчего можно было умереть со смеху. Должно быть, этому растяпе пришлось очень сильно постараться, раз он так и не добился своего.

С чего бы мадемуазель Клерон быть такой добродетельной, в то время как стольким женщинам этого недостает?

Вернемся, однако, к госпоже де Стенвиль, которой, возможно, поневоле пришлось стать добродетельной.

Досточтимый муж графини был в бешенстве и на все лады возвещал о грозившей ей судьбе. Он не придумал ничего лучше как увезти жену накануне бала, о котором все только и говорили, и таким образом оставил ее место пустым, отчего должно было пойти еще больше сплетен.

Госпожа де Стенвиль ужинала у г-жи де Валантинуа; я тоже была там. То был просто водопад слез! Рядом со мной сидела герцогиня де Шуазёль, ее невестка; я поняла по голосу бедной графини, что она плачет.

— Бабушка, — сказала я ее невестке, — разве вы не можете утешить свою родственницу?

— Увы, нет; муж все время грозится ее проучить. Господин де Шуазёль просит брата успокоиться, но тот говорит, что справедливость должна восторжествовать, и вот-вот устроит какой-то скандал. Король предупредил нас, что у него выпрашивают указ о заточении без суда и следствия.