Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

Теперь Григорий стоял тут не ради своих призраков. Он видел свет, тени плясали на побеленной стене дома напротив. Надеясь, что одна из них – та тень, которую он ищет, изгнанник подошел к двери, поднял бронзовый молоток, постучал.

София знала, кто это. Она ждала его прихода с той минуты, как они расстались три дня назад. Знала: он не сможет остаться в стороне. Особенно после того, что она ему сказала. Но кто придет? Григорий их юности? Или тот, с кем она сейчас столкнулась? Весельчак или мститель? Когда не занималась хозяйством, София стояла на коленях у домашнего алтаря и молилась. Не о приходе одного вместо другого. О милости договориться с тем, кто придет.

Она молилась, когда он постучал. Перекрестившись, быстро встала, мгновение разминала затекшие ноги, потом спустилась по лестнице и крикнула:

– Кто там?

– Я.

София отодвинула засовы, открыла дверь. Лица не разглядеть, голос из-под капюшона был тих:

– Ты сама открываешь дверь? Где твои слуги?

– У нас только одна служанка. Я отослала ее. Пусть навестит своего возлюбленного. Времена сейчас… трудные.

– Так и есть. – Он не шелохнулся. – А твои дети?

– Дочь спит наверху. А сына… нет.

– Ты и его отослала?

– Нет. Он… он у учителя. Математика. Он… не одарен.

– Как и отец, значит.

Она не знала, которого Григорий имеет в виду. Он по-прежнему стоял неподвижно.

– Ты войдешь?

– Войду.

Он пошел за ней по знакомым ступеням. Они выходили в большую центральную комнату, где всегда собиралась его семья. Комната изменилась: другая мебель, алтарь у стены. И все же она была той самой комнатой.

– Ты не…

София указала на несколько пар тапочек у входа. Какие-то, должно быть, для гостей. Какие-то – ее мужа. На секунду замешкавшись, Григорий нагнулся, снял сапоги, натянул мягкие тапочки.

– Не желаешь?.. – София указала на стулья, расставленные вокруг стола у очага, воронка его дымохода исчезала в крыше.

– Да.

Григорий медленно подошел к столу. Он явился сюда с требованиями. Но сейчас, в комнате призраков, не мог вспомнить ни одного.

Он сел, она стояла. Они смотрели друг на друга. Молчание ширилось. И тут к нему на колени запрыгнул кот.

– Господи! – воскликнул мужчина.

– Ульвикул!

София подошла забрать кота. Но Григорий уже нашел его слабое место – почесывал пальцем под подбородком, и зверек прижимался к его руке.

– Красивый зверь, – пробормотал Григорий. – И ты зовешь его…

– Ульвикул. Турецкий посланник, который приходил к нам, дал ему это имя. Потому что…

– Вот. – Григорий почесал другое место. – «М» на переносице. Любимый Мухаммедом.

София наклонилась и положила руку на подставленный сейчас живот кота. Ласки удвоились, и кот в экстазе замурлыкал. Пальцы мужчины и женщины встретились. Оба замерли. София отвернулась, отошла на пару шагов, и кот спрыгнул за ней.

– Он хромает, твой любимый.

– Да. С ним случилась неприятность.

– Какого рода?

– Сломал лапу. Выпал из окна.

– Ты и твои животные, Софитра.

Он осекся, назвав ее старым детским прозвищем, потом торопливо продолжил:

– Помнишь собаку, которая у тебя была, ту уличную сучку? Она выглядела как прокаженная.

– Пистотат! – воскликнула она. – Я ее любила!

– Знаю. Только ты ее и любила. У нее был помет щенков, еще уродливее матери – утопить, да и только.

– Но ты их не утопил, Григор, верно? Ты и Фе… – Она замешкалась, продолжила: – Вы их всех пристроили.

– Пристроили, мы с братом. – Он облизал губы. – Но я в одиночку отыскал для тебя всех зверей, когда ты решила строить Ковчег.

София подошла, села напротив него.

– Тогда шел дождь, еще сильнее, чем сейчас. Наверное, целый месяц. Я была уверена, что скоро начнется наводнение.

– По сколько нам было? По восемь? Ты убедила меня, и я лазал по крысиным норам и забирался на деревья к беличьим гнездам. – Григорий вытянул указательный палец. – Видишь этот шрам? Полукруглый?

Она взяла палец, посмотрела:

– Да?

– Тебе требовался попугай. Я пытался украсть его у торговца-черкеса. И попугай отхватил мне кончик пальца. – Он рассмеялся. – Не знаю, что было больнее: это или трепка, которую мне задал отец за воровство.

София тоже рассмеялась, все еще держа его палец, – пока кот не встал на задние лапы и ткнулся головой в поисках ласки, разрывая их связь.

– Мой первый шрам, полученный ради тебя. Но не последний.

Он имел в виду все шрамы. По крайней мере так думал. Она поняла его иначе.

– Григор, мне ужасно жаль…

Он поднял руку со шрамом:

– Как и мне. То, что я сказал… в прошлый раз. Это не то, что я чувствовал. Нет, то, но за меня говорила злость. Не моя вера.

– Я знаю. – София подалась к нему. – У тебя есть причина для злости.

– Да. Есть.

Григорий откинулся на спинку стула, кот изогнулся и посмотрел на него. Мужчина вновь осознал, что разделяет их с Софией. На самом деле разделяет. Его маска и то, что под ней.

Казалось, она ответила его мыслям:

– Можно, я еще раз увижу… твой другой шрам?

Она подняла руку, потянулась к его лицу. Григорий поймал ее за руку.

– Зачем? – прохрипел он, в горле у него пересохло. – Любопытство? Разве не говорят, что оно сгубило кошку?

– Не любопытство. Возможно, я хочу еще раз увидеть, что сделала с нами судьба.

– Тогда смотри, – сказал Григорий, выпуская ее руку.

Он уже видел потрясение, жалость. Оба чувства вызывали у него отвращение. Но сейчас, когда она потянулась и опустила маску, Григорий увидел только внимание, женскую заботу.

– Это больно? – спросила София, кончики ее пальцев зависли у костяной реплики.

– Нет. Иногда ноет. Но из-за отсутствия, а не присутствия.

Он прикрыл глаза – ее пальцы осторожно пробежали по краю, где слоновая кость встречалась с кожей, – снова открыл их и задал часть вопроса, который вертелся у него на языке с самого начала.

– У него… у него мой нос? У нашего сына?

– Ох.

София откинулась на стуле, отвела взгляд, посмотрела на кота, который чем-то занимался в углу.

– Он еще юн. Ему семь лет. Его нос еще… не оформился.

– Да? – произнес Григорий, покачал головой. – Я мало что знаю о детях. У меня нет…

Он замолчал, когда кот внезапно подпрыгнул. Оба заметили что-то еще, какое-то маленькое существо, которое попыталось метнуться в сторону, потом замерло – клыки оказались быстрее.

– Смотри, – сказала София. – Мышь.

– Да.

Григорий следил, как кот выпустил мышь, потом снова загнал в угол.

– Он быстрый, несмотря на травму.

– Да.

– Было время, когда ты ее спасла бы.

– Да.

София следила за смертельной игрой. Григорий следил за ней, за ее глазами, сверкающими в пламени очага, за морщинками, которые разбегались от них. Ему не хватало того, что он привык видеть. Ее радость, которая могла осветить комнату, ушла. Но когда София смотрела на его уродство, он видел прежнюю заботу. Она осталась той же, несмотря на все беды. Григорий подался вперед и заговорил низким настойчивым голосом: