Артур Ландсбергер - Опаловый перстень. Авантюра доктора Хирна

— Все твои плантации погибнут, — говорила Сара мужу, — если ты не остановишь этого напора. Президентские выборы проиграны. Чтобы избежать верного разорения, Югу оставалось лишь одно: предложить полюбовную сделку, от которой Север гордо отказался. Значит, пришло время взяться за оружие.

Макдауэл подумал с минуту.

— Ты, Сара, — сказал он, — женщина с большим умом и, возможно, права. Все наши ричмондские друзья говорят то же, что и ты. Но ты же знаешь, Сара, я не политик и не могу поручиться за то, чего не знаю. Что же касается влияния налогов на торговлю хлопком, так об этом мне известно больше, чем новому президенту союзных Штатов. Видишь ли, между нами говоря, в прошлом году от продажи моего хлопка, несмотря на уплату налогов, я выручил более пятидесяти тысяч долларов прибыли.

— Ты ничего не понимаешь, — пренебрежительно заметила Сара.

— В политике — согласен! Но в хлопчатобумажном деле я собаку съел!

— Ты видишь только торговую сторону, — недовольно пожала плечами гордая Сара.

— Ах, господи, — скромно ответил ее муж, — я плантатор и говорю со своей точки зрения.

— Поверь, никогда тебе не быть политиком.

— Искренне надеюсь на это, милая Сара. Повторяю тебе, я фабрикант. Если мне закроют рынки сбыта и перекроют доступ к морю, скажи, пожалуйста, как я буду тогда сбывать свои товары?

— Мы обсуждаем вопрос нашей национальной гордости!

— Для ваших политиков — пожалуй! А для меня, плантатора, дело только в продаже моих товаров.

— Лучше скажи прямо, что стоишь за Север.

— Я этого не говорю, милая Сара, нет, сохрани меня Бог, хотя у меня много близких друзей на Севере, особенно в Нью-Йорке и Бостоне. Да, — продолжал со вздохом плантатор, — в обоих лагерях у меня есть очень дорогие мне люди. Оттого это противостояние особенно тяжело для меня. Это самая ужасная из гражданских войн, которых немало было в истории мира. Мое счастье, что годы позволяют мне оставаться в стороне.

— Да кто тебе говорит, чтобы ты сам шел на войну?

— Я думал, тебе хотелось бы этого.

— Нет-нет, я никогда ничего подобного не хотела. Я только надеюсь, что ты не откажешься проводить моего брата в армию под начало генерала Борегара.

Это была первая часть плана миссис Макдауэл. Зачем ей было нужно отослать мужа из дома, мы скоро узнаем. Сначала Макдауэл не соглашался. Не рискуя выказать своего сочувствия Северу, он лишь робко говорил жене, что его присутствие в лагере южан не принесет никакой пользы, что он старик и его место возле дочери, которую он по-прежнему любит, несмотря на недавнюю размолвку. На что миссис Макдауэл ответила, что она совершенно спокойно может заменить Нэнси как мать, так и отца.

— Твое место, — убеждала она супруга, нарочно играя на слабостях старика, — или в армии, или возле президента Дэвиса. Ведь ты — богатый плантатор — можешь стать во главе будущей аристократии Юга.

— Ты думаешь, милая Сара, что президент Дэвис в самом деле решил сформировать новый слой аристократии? — пришел в страшное волнение Макдауэл.

— Конечно, как только кончится война.

Как ни странно, старик с радостью попался на эту уловку. Она так льстила его тщеславию, что плантатор утратил последние остатки здравого смысла. Впрочем, власть жены над ним была столь велика, что ему все равно пришлось бы ехать в армию. Просьбы дочери не подействовали: он уехал с Гарри. Молодой человек, умиравший от скуки в поместье, был в восторге.

— Война! Вот это шикарно! — говорил он. — Офицеры штаба генерала Борегара уж куда забавнее обитателей «Черной воды».

Стояла поздняя осень, а относительно безопасное путешествие до Луизианы возможно было только летом, поэтому было решено, что дамы переждут в «Черной воде» до будущей весны. С ними осталась прислуга, в том числе Замбо и Гарриет — горничная, или, скорее, компаньонка миссис Макдауэл.

Мы еще не говорили об этой Гарриет, а ведь ей предстоит сыграть значительную роль в дальнейших печальных событиях. Личность наперсницы миссис Макдауэл столь яркая, что нет смысла описывать ее. Читатель сам все поймет, как только она появился на сцене повествования. Скажем лишь, что Гарриет — чистокровная индианка из племени шаенов. Ее отец и брат не последние люди среди краснокожих, она же в свое время бежала от кочевых земляков, однако осталась индианкой и по поведению, и по образу мыслей.

Попала Гарриет в дом плантатора в качестве простой горничной, но за очень короткий срок индианка сумела стать другом, поверенной и даже советчицей своей надменной госпожи. Она добилась избранного положения среди прислуги хитростью и терпением. Высокомерная, жесткая, властная Сара не только слушала советы своей камеристки, но подчас наедине даже позволяла ей делать себе замечания. Так, в один из вечеров, раздевая свою госпожу, Гарриет прибегла к тем кошачьим уверткам, которые она всегда пускала в ход, собираясь читать Саре нравоучения.

— Добрая госпожа! — сказала она.

— Что, Гарриет?

— Я хочу вам кое-что сказать… Только это, наверно, не понравится вам. Нет, лучше я промолчу.

— Все-таки говори.

— Вы хотите этого?

— Требую.

— И хорошо делаете, миссис, потому что я испытываю к вам только преданность и любовь. Лишь это позволяет мне решиться огорчить вас на минуту. А все для того, чтобы потом вы испытали большую радость.

— Да что же такое?

— Вы не так взялись за эту девушку.

— Нэнси?

— Да.

— Что же я должна была сделать?

— Все, чего вы не сделали. Вы увлеклись ребячьим гневом. Это уже ошибка. Так можно воздействовать только на вашего мужа.

— Дальше! — потребовала Сара, хлопнув веером по туалетному столику.

— Простите, если буду говорить откровенно, миссис, но это необходимо.

— Да ведь я позволила тебе.

Гарриет поцеловала край платья Сары.

— Ради минутного триумфа вы грубо обошлись с молодой мисс, осмеяли ее, оскорбили самые задушевные ее чувства и в результате стали ее врагом. Все это неправильно.

— Гарриет! — вскрикнула, потеряв терпение, Сара. — Ты слишком злоупотребляешь…

Камеристка опустилась к ногам своей госпожи и положила руки ей на колени.

— Госпожа, — сказала индианка, — выслушайте меня. Я гадкая женщина, я это знаю. Мои соплеменники били меня и выгнали за то, что я не хотела стать женой одного из воинов племени. Белые люди хоть и приютили меня, однако сразу указали мне мое место в их мире. У меня в душе ничего нет, кроме злобы. К счастью, тот, кто сотворил этот мир, не позволил мне впасть в совершенное отчаяние и поместил в зачерствевшее сердце безграничную привязанность к вам, женщине моего племени. Эта преданность позволяет мне читать даже ваши самые сокровенные мысли. Я знаю, что вы задумали.