Владилен Елеонский - Шпион товарища Сталина [сборник]

Тем временем Шилов, выбравшись из башни, незаметно подобрался к немецким танкистам. Оставалось перещелкать их из пистолета, а Седов поддержит, наведет пушку, он ее, тертый калач, неплохо знает, и ударит «тигру» в борт, но в следующий миг лейтенант увидел Варю.

Стройный немецкий блондин в ладно подогнанной танкистской черной форме, светя бронзовым набалдашником трости в лучах бледного от гари солнца, таскал Варю за волосы, а она стояла перед ним на коленях и молчала.

Вид Вари был настолько ошеломляющим, что Шилов вместо того, чтобы стрелять, обнаружил себя, крикнул что-то несуразное блондину, а тот, в отличие от Шилова, среагировал мгновенно. Он повернул голову в его сторону и сунул правую руку в карман. В следующий миг раздался выстрел.

Дальше все было, как во сне. Голова, словно она стала чужая, мотнулась вбок от удара скользнувшей по черепу пули.

Он упал. Где-то далеко, словно в другом измерении, раздался истошный крик Вари, потом грозно зарычала собака, загалдели по-своему немцы, глухо и недовольно фыркнул мотором родной Т-34, громыхнул выстрел его пушки, и неподалеку грозно ухнул фугас.

Затем все стихло, погрузилось в странную мертвящую тишину, остался только взволнованный шепот Вари:

— Миша, жив? Потерпи, я вытащу тебя отсюда. Слышишь? Дорогой мой…

Седов, как все явственно осознали чуть позже, сделал все возможное и невозможное. Каким-то чудом он ужом ускользнул из-под огня «тигра». Повезло Шилову с механиком-водителем!

Все потому, что Седов еще до войны успел три года отслужить в армии по рабоче-крестьянскому призыву, служил на Дальнем Востоке, участвовал в заварухе с японцами, был механиком-водителем на БТ-7, а в августе сорок первого года, сев за рычаги Т-34, сразу же попал в гущу боев под Киевом.

«Тигр» стрелял вслед, но Седову удалось убежать по дну оврага. Т-34 показал все свои самые лучшие ходовые качества. Фашистский зверь, похоже, отстал.

Остановив танк в прибрежных высоких зарослях сухого тростника, экипаж стал подсчитывать прибытки и потери. Прибытки с убытками рядом живут.

Погиб радист, его похоронили здесь же, у ручья. Заряжающий сбежал, от него даже горсточки пепла не осталось, один лишь сапог.

Немецкая пуля оцарапала Шилову лоб у виска, скользнув по кости черепа. Он пребывал в странном сумеречном состоянии и думал лишь об одном — как бы опять не начался «шорох».

Прибыток — Варя Алова. Она проворно довела Шилова до Т-34, помогла забраться в люк и села рядом с ослабевшим командиром на место заряжающего.

Пока немецкие танкисты приходили в себя после взрыва фугаса, а Седов ударил, так ударил, едва не похоронил фугасом всех, в том числе и Варю с Шиловым, удалось развернуться и уйти в овраг. Седов владел Т-34 так, словно вел вовсе не бронированную махину в тридцать тонн весом, а всего лишь мотоцикл с коляской.

Варя держалась мужественно, можно смело сказать, что она вынесла Шилова на себе из-под огня, но, когда все закончилось и выпили по глотку спирта из фляжки запасливого Седова, девушка, к великому удивлению парней, вдруг горько разрыдалась.

Из ее лепета ребята поняли одно. Варя не знала, что делать. Рации на танке нет, из оврага нос не высунуть, а Ласка куда-то пропала!

Слово за слово, Седов сказал так, как умел говорить, — грубо, зато верно. Мол, если бы не лейтенант, горел бы сейчас «тигр» за милую душу. Шилов — кисейная барышня — в самый интересный момент в обморок завалился, хорошо, что не обмочился.

Короче говоря, снова стал назревать конфликт. Шилов, скорее всего, не сдержался бы, опустился до драки с подчиненным, но в этот самый момент неизвестно откуда появилась взмыленная Ласка. Она выглядела так, будто за какой-то час обернулась вокруг нашего родимого многострадального земного шара.

Словно дичь, схваченную на охоте, умная овчарка держала в зубах планшет с бронзовой бляхой, на которой был выдавлен распластанный германский орел со свастикой.

Шилов осторожно взял планшет из пасти. Хитрая собака села перед Михаилом и стала тихо, но нетерпеливо повизгивать.

Седов и Варя застыли рядом, удивленно приоткрыв рты. Конечно, Варя очень обрадовалась появлению Ласки, но, увидев немецкий планшет в зубах любимой собаки, она неимоверным усилием воли заставила себя сдержать несвоевременное излияние чувств.

Шилов откинул крышку планшета и быстро проверил его содержимое. Планшет состоял из трех отделений, имелся также вытяжной компас на ремешке. В первом отделении хранились таблицы расчета артиллерийской стрельбы. Во втором, предназначенном, по всей видимости, для блокнотов, вместо таковых лежала надкусанная вкусно пахнущая галета.

Ласка взвизгнула так многозначительно, что теперь только круглый идиот не смог бы понять причину, по которой она стащила планшет. Шилов кинул собаке галету. Ласка поймала ее на лету, сдавила челюстями и, не жуя, мгновенно проглотила.

Варя кинулась к собаке. Последовавшая затем бурная сцена любви не поддается какому-либо описанию.

В третьем отделении под плотным целлофаном хранилась карта, вся испещренная условными обозначениями, номерами немецких воинских частей и стрелками, то сходящимися, то расходящимися в районе города Обоянь к северо-западу и станции Прохоровка к северо-востоку, затем они с двух сторон подбирались к Курску. Вверху справа крупными немецкими буквами было отпечатано черным жирным шрифтом «Absolut geheim».

Шилов вытянул карту из отделения планшета, чтобы лучше рассмотреть, и вдруг на землю упала плотная фотокарточка, видимо, она была спрятана под картой. Шилов потянулся за фотографией, а Седов, воспользовавшись моментом, ловко выхватил карту из его руки.

Михаил поднял фотографию, на ней была изображена приятная и в чем-то совершенно типичная немецкая фрау с округлым лицом, светлыми аккуратно подстриженными волосами, тщательно выщипанными бровями и правильным подбородком. С легкой едва заметной улыбкой на четко очерченных губах она смотрела твердо и прямо своими проницательными, добрыми, но уставшими глазами, словно ночь накануне фотосъемки выдалась тревожной.

Шилов перевернул фотокарточку, на ее оборотной стороне на немецком языке, который он неплохо знал, округлым женским почерком было старательно выведено следующее: «Моему самому благородному и любимому мужчине, дорогому сыну Эрику в День Матери на память! Твои двенадцать белых роз, дорогой мой, я буду хранить до твоего возвращения» и дата «13/05/1942».

Шилов в легком смятении засунул фотографию обратно в планшет. Какое-то странное чувство подступило к горлу и глазам. Нефертити, до этого момента представлявшаяся красивой, но бездушной, как будто бы бронированной женщиной, в действительности, оказывается, имела что-то похожее на человеческое сердце!