Луи Буссенар - Без гроша в кармане. Среди факиров

Желание джентльмена скоро исполнилось: его гроб понесли, при этом Бессребреник немилосердно ударялся головой о стенки. Затем он почувствовал, что висит в воздухе. Раздался визг блока, и ящик начал опускаться, словно в пропасть. Бессребреник понял, что его гроб вместе с прочими спустили в трюм.

Погрузка продолжалась около двух часов; затем раздался шум захлопываемых люков, лязг цепей и пыхтение пара.

Несколько минут спустя корпус судна содрогнулся, и непрерывное сотрясение, вначале слабое, стало все усиливаться.

«Заработал винт, – подумал джентльмен. – Едем!.. Счастливого пути судну, которому Бессребреник вверил себя и свое… будущее… богатство!»

Джентльмен терпеливо выждал, пока вышли в открытое море, и только тогда выполз из своего ящика. В первую минуту он был не в состоянии держаться на ногах. От неудобного положения, в котором ему пришлось провести столько дней, тело его совсем свело, и он должен был испробовать все известные ему гимнастические и массажные приемы, чтобы вернуть себе способность владеть членами.

Придя несколько в себя, он стал раздумывать, что ему делать дальше. Неимоверная жажда мучила его уже несколько дней. Благоразумие советовало еще хотя бы сутки не показываться людям, но мучения сломили его, и он решил явиться к капитану.

На ощупь он стал искать выход, но напрасно: в совершенной темноте он только ударялся головой, плечами, ногами о гробы и торчащие балки корабельного остова.

«Нелегко будет выбраться отсюда», – подумал он с некоторым беспокойством, несмотря на свое обычное мужество.

И действительно, выбраться оказалось еще труднее, чем он думал. Проходили часы; к мучениям жажды присоединились мучения голода, так как на ветчинной кости не осталось даже сухожилий. Бессребреник снова принялся ощупывать стены трюма, и, наконец, его рука наткнулась на дверь из толя, вероятно, служившую для сообщения между двумя отделениями трюма. Он попытался отворить ее, но она была заперта засовом снаружи.

– Попытаемся в другом месте, – сказал он вслух, будто желая ободрить себя звуком собственного голоса.

Снова принялся он шарить, но на этот раз головой, ища люк, чрез который спускали гробы. Он нашел его и, взобравшись на груду ящиков, попытался приподнять дверку плечами. Но все усилия оставались тщетными: доски не поддавались.

– Черт возьми, не околевать же мне здесь, как крысе! – воскликнул джентльмен и принялся, что было мочи ногами и руками барабанить по люку, воображая, что производит адский шум, который, без сомнения, привлечет всеобщее внимание. К несчастью, он и не подозревал, что его стук сливался с обычным шумом, всегда господствующим на нижних палубах парохода.

Видя безуспешность своих усилий и не намереваясь умирать от голода и жажды в трюме, который, вероятнее всего, откроют только по прибытии к месту назначения, он разломал свой гроб и начал досками стучать в железную обшивку стен.

Никто не откликался!.. Бессребреник окончательно выбился из сил, все тело его ныло, и вдруг он почувствовал, будто его окутали ледяным плащом. Странный шум наполнил его слух, в темноте трюма засверкали искры – этот призрачный свет вместе с обманчивыми звуками служил предвестником близкого конца.

Джентльмен употреблял все усилия, чтобы не поддаться слабости, которая все больше и больше овладевала им и перешла наконец в полузабытье.

Мысль, однако, продолжала работать. Опускаясь на один из ужасных ящиков, Бессребреник думал:

«Ну вот и конец тебе, Бессребреник. Ты преследовал безумную мечту об ослепительном богатстве; ты взял на себя слишком много!.. И к чему?.. Не лучше ли было покончить с собой сразу там, в отеле?.. Ну, ладно, что сделано – то сделано… Скоро ты станешь трупом, до которого никому нет дела… У тебя нет друзей… Кто о тебе пожалеет?.. Никто!..»

Но тут в его памяти пронеслось мимолетное видение: клочок голубого неба… деревья… птицы… цветы и на них бабочки… а среди всего этого прелестное женское личико, смотревшее на него с глубокой грустью. Он прошептал:

– Клавдия!.. Вот где следовало искать счастье!

Он вздохнул и, недвижимый, упал между двумя гробами.

Однако Бессребреник не умер. Несмотря на все перенесенные мучения, вопреки всякой вероятности, он остался жив.

По случайности он пришел в себя при обстоятельствах столь же необыкновенных, как вся его жизнь со времени пари.

Он лежал неподвижно как труп, и минуты его жизни были сочтены, как вдруг почувствовал острую боль в ухе, которая все усиливалась.

Как будто кто-то с остервенением грыз кожу, покрывающую хрящ. Теплая струйка текла из раны на грудь умирающего. То была кровь! Его кровь!

Эта ужасная мысль заставила Бессребреника окончательно очнуться. Машинально он поднес руку к уху, и его пальцы ощупали мохнатое тело и холодные лапы с когтями.

– Крыса!

Тварь не убежала и продолжала свое дело.

Бессребреник схватил ее и крепко сжал. Крыса запищала и стала царапаться, джентльмен стиснул ее покрепче и вмиг задушил.

Тогда у несчастного, измученного лихорадкой, голодом и особенно жаждой, мелькнула ужасная мысль:

«Крыса! Я выпью ее кровь и съем ее».

Несмотря на все свое отвращение, он впился зубами в горло животного и, сорвав кожу ногтями, съел его мясо.

Этот ужасный обед оживил Бессребреника и возвратил ему силы.

Вместе с силами вернулась и надежда, хотя и весьма слабая. Бессребреник уже начал строить планы, рассчитывая на однообразную, но достаточно питательную пищу из крыс, благодаря которой по крайней мере он не умрет с голоду.

Теперь ему необходимо было придумать, как обратить на себя внимание экипажа; вскоре он нашел такое средство, оставалось лишь применить его.

Немедленно джентльмен принялся собирать обломки гроба, в котором лежал, затем на ощупь отыскал циновку, которой изнутри был выложен ящик.

Собрав все это в одну кучу, он высек огнивом огонь, зажег фитилек, поднес его к циновке, сплетенной из очень тонкого и сухого тростника, и начал изо всех сил дуть.

Циновка медленно затлела, поднялся густой дым, который мало-помалу наполнил весь трюм и начал пробиваться через незаметные щели в обшивке и перегородках.

На это именно и рассчитывал Бессребреник.

Пожар на корабле – самая ужасная вещь; поэтому при появлении малейшей струйки дыма или запаха гари объявляется общая тревога, развертывают пожарные рукава, каждый занимает свой пост, и производится самый тщательный осмотр судна с палубы до трюма.

Бессребреник верно рассчитал, что разведенный им костер привлечет в трюм кого-нибудь из экипажа; но не без тревоги спрашивал он себя, не задохнется ли и не изжарится ли он еще прежде, чем они спустятся вниз, так как из медленно тлевших обломков вдруг поднялся высокий столб пламени и, крутясь, стал разрастаться в ширину.