Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

Отработанным движением Шильке вытаращил глаза.

— Герр майор? Я? Берлином?

Тот слегка удивился.

— Я самый обычный провинциальный офицеришка из забытой всеми Твердыни Бреслау. Если герра майора чем-то и могу попугать, то, разве что, плачами своей старенькой мамочки.

Жандарм слегка усмехнулся. Но глядел он как-то странно. Он явно не ожидал подобных слов.

— А зачем тогда вам эти солдаты?

— Ага, чуть не забыл, — Шильке повернулся к своим людям. — Здесь на земле валяются обрывки приказа. Быстро соберите все.

Майор явно заинтересовался.

— Зачем?

— Я должен иметь доказательство для своего начальника. Ведь он же ни за что не поверит, будто бы кто-то порвал его приказ. Причем, на людях.

— Ага, выходит, вы меня все-таки решили пугать.

— Нет, господин майор. Это я за это получу по рукам, а не вы.

Вновь изумление. Не такой беседы ожидал жандарм.

— Герр капитан. А вы не поясните, чему я должен благодарить удовольствие разговора с вами?

— Конечно же. Я должен забрать труп расстрелянного солдата и отослать в Берлин.

— Труп? Сейчас мы его закопаем.

— В случае затруднений, я вернусь через час с приказом, и мы откопаем его. Я обязан отослать начальству corpus delicti, поскольку он и вправду не поверит мне на слово, как могла случиться столь курьезная ситуация.

— А кто же ваш начальник?

— Директор Колья Кирхофф.

— Впервые слышу. Это какой-то русский?

— Нет. Это германский служака, и он тоже обязан иметь доказательства для своего шефа. — Шильке вытащил блокнот и американскую шариковую ручку. Крупными буквами, чтобы жандарм мог видеть, он записал, кто собственноручно порвал приказ. После этого вытащил пачку «кэмела» и нагло предложил угоститься майору.

Встретившись с отказом, он закурил сам.

— Да, при случае, а то чуть не забыл. Я должен буду забрать у вас немного бензина, потому что не знаю, доберусь до города на своих запасах. И заберу автомобиль, на котором можно будет перевезти труп. Машину отдам завтра.

Могло показаться, что майора поразила молния. Мгновение он стоял, словно парализованный, потом побагровел и зарычал:

— Ты с ума сошел, пацан?! Просишь бензин у линейного подразделения? Да я тебя…

Шильке молниеносно уменьшил делящее их расстояние, сделав шаг вперед. Сейчас он вторгся в «личное пространство». Сейчас их лица находились на расстоянии не более десяти сантиметров.

— Я не воспользовался словом «пожалуйста», — тихо и спокойно произнес он.

Жандарм остолбенел.

— Я ничего у вас не прошу. Автомобиль и бензин просто реквизирую.

И он подал майору листок с приказом предоставления любого вида помощи, выданный комендантом крепости Бреслау. Джульен Боу и рекламирование успехов со стороны НСДАП приносили обоюдную выгоду.

Шильке повернулся к своим солдатам, которые уже собрали клочки разорванного листка.

— Заберите у них несколько канистр и какой-нибудь грузовик, подходящий для перевозки трупа. И мигом!

Он отдал салют майору, повернулся и направился к броневику.

— И кто же начальник этого Кирхоффа? — прозвучал вопрос сзади.

Спокойно. Шаг, шаг, еще один. Только потом Шильке повернулся, как будто куда-то спешил и нехотя буркнул:

— Мартин Борман.

Акт уничтожения изменил свою форму. В неожиданном пароксизме акт полного разрушения сделался материальным. Шильке с Холмсом шли ночью через Уферцайле, но фонариков им было не нужно. Свет многочисленных пожаров по другой стороне реки создавал зарево, походящее на кровавый закат. Бомбардировщики ревели над головами, превращая Бреслау в раскаленный ад. На другом берегу Одера немцы как раз уничтожали один из красивейших районов города. Дома взрывали, развалины ровняли с землей, строя чудовищных размеров аэродром в центре города. Все вокруг уничтожалось, с воздуха и с земли, как наступающими, так и защитниками. Все, казалось, встало против существующего вот уже тысячу лет города. На разрушаемый академический квартал нельзя было глядеть без слез. Ну вот, жили здесь какие-то люди, построили прекрасные здания, а теперь сами же их у уничтожают. Вроде бы как ничего. Их право. Но ведь люди из этого квартала получили одиннадцать Нобелевских премий. Абсолютный рекорд среди всех на свете городов. Но вот с другой стороны… После варварского решения еврейской проблемы, можно ли гордиться еще и их Нобелевскими премиями? Абсурд. В свою очередь, те, что наверху, пилоты у своих бомбовых прицелах, скорее всего не думали ни о Нобелевских премиях, ни о красоте. Они мстили за свою страну, за собственные не существующие уже деревушки, за свои уничтоженные города, за мертвые пустоши. Они не видели ни соборов, ни святилищ, музеев и зданий институтов и университетов. Они выискивали все еще черные пятна в море огня и как раз туба сбрасывали свой чудовищный груз.

Неожиданно Шильке остановился и оперся на металлической ограде, заслонявшей сложенный из огромных камней крутой берег русла Одера. Долгое время он глядел на пожарище перед собой, одновременно вслушиваясь в грохот врываемых именно сейчас саперами зданий у себя за спиной. Он глянул на Холмса, который тоже приостановился.

— Господи, Мачек. Что мы здесь делаем?

Холмс лишь пожал плечами и опустил голову.

— Два интеллектуала, брошенные на арену, к кровожадным зверям…

— Два человека, которые не желают здесь быть, которые никак не дают на это согласия, но которые здесь находятся и которые принимают участие в этом идиотском представлении по их же сценарию!

Холмс сунул в рот сигарету. Еще он вытащил из кармана маленький томик стихов и глянул на обложку.

— Все-таки он ошибался, Дитер. Мир заканчивается грохотом, а не жалким скулежем, — парафразировал он Элиота.

На лице Шильке появилась тень улыбки.

— И прятались они по подвалам, крича «беда нам!». И голосу тому псы войны… хмм… — откашлялся он. — Отвечают.

— Э-э, нет. В твоей переработке даже Шекспир утратил ритм [53] Фраза «Псы войны» (англ. The Dogs of War) впервые используется в пьесе Шекспира «Юлий Цезарь»: На всю страну монаршим криком грянет: «Пощады нет!» — и спустит псов войны Уильям Шекспир, «Юлий Цезарь» (действ. 3, явл. 1), перевод М. Зенкевича «Мир заканчивается слабым смешным криком, взвизгом», как писал Элиот. «Не взрывом, а именно взвизгом». .

— Возможно… самую малость. По-моему, это Моэм утверждал, что те, которые читают книги, строят себе убежище. А у меня, получается, херня, а не убежище.

— Истину, истину глаголешь [54] В оригинале: «Istinno, istinno gawarisz nam». .

Они стояли в молчании, глядя на снопы искр, которые, казалось, достигали облаков.

— Так что делаем? — в конце концов спросил Шильке.

— Ничего. Действуем в соответствии с планом. Твой человек спрячет гестаповские дела в их здании, а мой перехватит их во время разрушения. Почти что, как и перед тем.