Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

Когда печати были сверены, Саванье сообщил своему начальнику, что несколько человек немцев и французов желают получить низшие места при полиции. Саванье, со своей стороны, предложил в кандидаты двух французов: Дюкро и Фурмона, которых знал лично; но генерал-директор сухо заметил ему, что он предпочитает поместить немцев.

— Но рекомендованные мною французы достаточно хорошо владеют немецким языком, — возразил секретарь.

— Может быть, они и знают немецкий язык, но французы плохие шпионы. Немцы гораздо усерднее их относительно доносов, у них на это особенное чутье и они вообще добросовестнее исполняют свои обязанности. Впрочем, мне нечего объяснять вам это, Саванье — немцы ваши соотечественники и вы достаточно знакомы с ними!

Генерал-директор говорил на основании опыта: полицейские агенты в Вестфальском королевстве были преимущественно немцы и успели настолько выказать свое усердие, что слово «mouchard» обратилось в бранную кличку даже среди полицейских. Кроме того, Берканьи был не в духе и, чтобы сказать что-нибудь неприятное своему секретарю, попрекнул его немецким происхождением, которое тот тщательно скрывал и, выдавая себя за француза, переделал свою эльзасскую фамилию Вагнер в Саванье.

Секретарь, видимо задетый, ответил с некоторым раздражением:

— Вы правы, ваше превосходительство, немцы слишком усердны, вследствие врожденного чувства справедливости и сознания долга, но они далеко не так ловки и плутоваты, как французы, и не отличаются таким нахальством.

— Вы прекрасно характеризуете своих соотечественников, Саванье, хотя забыли еще одно качество, а именно, что они не так брезгливы и берутся за такие дела, от которых француз отвернулся бы с отвращением. Но во всяком случае можно будет до известной степени воспользоваться услугами Дюкро и Фурмона, которые уже являлись ко мне… Я считаю наиболее удобным нарядить их в лакейские ливреи и пристроить в немецкие семейства, о которых мы должны иметь сведения. Француз может лучше немца занять такую должность, у него вернее взгляд и более тонкий слух. Вот, например, у обер-гофмейстерины есть кто-либо из наших?

— Да, ваше превосходительство, наш тайный агент Вюрц ухаживает там за размалеванной горничной графини Антонии и получает через нее все необходимые сведения.

— Что прикажете? — спросил Вюрц, который, услыхав свое имя, явился из соседней комнаты.

— Мы еще поговорим с вами, дождитесь, пока до вас дойдет очередь, — сухо заметил генерал-директор и, обращаясь к Саванье, продолжал. — Я слышал, что полковник Сальм ищет камердинера француза, пошлите туда Фурмона, он ловкий и красивый малый; если дело состоится, то дайте ему надлежащую инструкцию. Ну, а из кандидатов немцев кого вы можете рекомендовать?

— Шедтлера и Генцерлинга, — ответил Саванье.

— Отлично! Назначьте на вакантные места этих двух милых немцев: Гедтлера и Шенцерлинга, — сказал генерал-директор, — не забудьте только объяснить им в точности, в чем будут заключаться их обязанности. Вы понимаете меня, Саванье?.. А теперь подойдите сюда, Вюрц! Знайте, что я крайне недоволен вами…

Вюрц, который в это время украдкой смотрелся в зеркало, заметно побледнел, несмотря на румяна покрывавшие его щеки. Это был высокий худощавый человек неприятной наружности, с острым носом и подбородком и тусклыми глазами, широкий рот казался еще некрасивее от черных, испорченных зубов. Каштановые волосы, украшавшие его небольшую голову, были тщательно причесаны и завиты мелкими локонами a la Titus. Когда он подошел к письменному столу, от него распространился сильный запах духов.

— Вы изволили сказать, ваше превосходительство, что недовольны мной, — сказал он заискивающим голосом. — Я в полном отчаянии! Вероятно, меня оклеветали, потому что своим усердием к службе я нажил себе врагов среди моих сослуживцев…

— Вы осмеливаетесь говорить о своем усердии! — прервал его Берканьи, который не считал более нужным сдерживать себя. — Убирайтесь к черту с таким усердием! Не рассказывайте мне сказок. От полицейского агента прежде всего требуют дел, а где они? Что вы сделали или открыли за это время? Чем доказали вы свое усердие! Вот, например, что вы узнали о бароне Рефельде?

— Я хожу за ним по пятам, ваше превосходительство. С некоторого времени он стал посещать капельмейстера Рейхардта, и я видел, как он раз, входя на лестницу, достал из кармана письма и стал читать их, из чего можно заключить, что в них было что-нибудь особенно интересное. Я решил также действовать через мою жену, так как готов на все жертвы для достижения цели… Моя жена из Галле, она сразу узнала барона Рефельда, потому что видела его в этом городе и хорошо запомнила его лицо.

— Из Галле, где студенты пропели Наполеону «Pereat!»… — сказал задумчиво Берканьи. — Капельмейстер Рейхардт также из Галле! Очевидно, заговорщики начинают собираться… Но что же дальше, Вюрц? Пока я не узнал от вас ничего существенного… Пожалуйста, спрячьте свой носовой платок, от вас так разит духами, что вы заранее даете знать о своем приближении, а это совсем лишнее для полицейского агента.

Вюрц поспешно спрятал в карман свой носовой платок.

— Теперь, — продолжал он, — я пригласил себе в помощницы красивую мадемуазель Ленхен, по фамилии Виллиг, она постарается сойтись с бароном Рефельдом и влюбить его в себя, а тогда ей не будет стоить никакого труда выпытать у него все, что нам нужно.

— Мне лично он показался пустым человеком с некоторой претензией на франтовство, — заметил Саванье, — я внимательно следил за ним, прислушивался к разговорам и не нашел в нем ничего подозрительного. Впрочем, я не осмеливаюсь навязывать своего мнения…

— Нам необходимо получить самые точные сведения о бароне Рефельде, — продолжал Берканьи, — потому что король находит его подозрительным. Посоветуйте той особе, о которой вы говорили, Вюрц, чтобы она обратила особенное внимание на его переписку. Странно, что барон, как и некоторые другие не совсем надежные личности, не получает никаких писем по почте! Несомненно, что переписка ведется другим путем, потому что существуют тайные сношения с прусскими патриотами и курфюрстом, и даже получают здесь известия из Англии, хотя до сих пор наши агенты ничего не могли открыть. Действительно, у меня замечательно усердные и талантливые слуги! Остается одно — спровадить всех вас к черту! Сведения, доставленные мне вами, Вюрц, и вашей компанией, касаются преимущественно публичных и питейных домов, любовных интриг, уличных скандалов и прочего. На это обращено все ваше внимание, а заговоры и тайные сношения всего менее интересуют вас! Даже о Тугендбунде вы не можете узнать ничего определенного, и приходится обращаться за сведениями к нашему посланнику в Берлине, так что маршал Даву в насмешку предложил мне прислать сюда своих сыщиков. Помните, что всем вам несдобровать, если в самом непродолжительном времени вы не представите мне таких донесений, которыми будет доволен император и наш милостивый король! Уже не говоря об остальном: появилась безнаказанно целая масса возмутительных сочинений на немецком языке, а вам до этого и дела нет… Кстати, вернулся ли в город этот молодой фантазер, доктор Детлев?