Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

Интуиция подсказала д'Артаньяну, что он надолго расстается с другом. Они опустошили полдюжины бутылок доброго, выдержанного бордосского, погрустили, что нет с ними ни Арамиса — тот был в роте, застрявшей в Реймсе с королем, — ни Атоса. Портос пил, как встарь, и непрестанно повторял, что он обязательно вернется и вновь обратится к капитану с просьбой разрешить ему надеть мушкетерский плащ, и что они еще совершат немало славных дел.

Но на душе у д'Артаньяна скребли черные кошки.

Следующий удар судьбы настиг лейтенанта через несколько дней.

На утреннем приеме у Анны Австрийской лейтенант увидел двух постнолицых, высокомерных испанских грандов — то, что они гранды самого высокого положения, ему шепнула болтливая де Ту, — вручивших королеве письмо от ее брата, короля Испании Филиппа III. Он не придал этому значения — в конце концов, королевскими письмоносцами могут быть и гранды. Вечером того же дня в кордегардии появился Планше, чтобы сопровождать господина домой, мрачный, как штормовая туча над осенним морем.

— Что с тобой? — спросил его лейтенант

— Долорес уезжает в Испанию.

— Какая Долорес?

— Камеристка герцогини ди Лима.

Д'Артаньян улыбнулся.

— Ну и шельма! Значит, ты проник в угодья Арамиса?

— Вам бы лишь смеяться, ваша милость.

— Это так серьезно, дружище Планше? — влюбленный лейтенант испытывал особую чуткость к невзгодам других влюбленных.

— Увы, ваша милость. Второй такой нет.

— Хочешь, я поговорю с герцогиней, чтобы ее не отправляли домой?

— Так ведь и герцогиня уезжает.

— Как уезжает? — не понял д'Артаньян.

— Вот так, ваша милость. По требованию ихнего короля. Двое каких-то важных вельмож привезли собственноручное письмо Филиппа к королеве Анне Австрийской. Ее величество не осмелилась отказать брату и задерживать герцогиню. Больше Долорес ничего не знает, — и Планше громко шмыгнул носом, что было ну, совершенно невероятно.

— Где герцогиня?

— Уехала домой.

— Седлай! — лейтенант сбросил с себя мушкетерский плащ. — Впрочем, нет, — он торопливо надел плащ и побежал обратно в Лувр, откуда только что вышел.

Старшего камердинера королевы Ла Порта он нашел в бельевой в окружении несколько хорошеньких горничных и кастелянш. Отозвав старого друга, он сдернул с пальца перстень и, протягивая его придворному, прошептал:

— Мне нужно поговорить с королевой.

Ла Порт долго и внимательно глядел на взволнованного молодого человека. Д'Артаньяну показалось, что в его взоре туманится печаль.

— Чтобы просить об аудиенции для вас, лейтенант, я должен знать, о чем вы намерены говорить с ее величеством, — сказал он, наконец.

— Об отъезде герцогини ди Лима.

— Простите, если я задам нескромный вопрос: вас интересует отъезд только ди Лима или ди Лима и де Отфор?

— Обеих.

— Фрейлина ее величества королевы Франции может отъехать от двора только по разрешению ее величества, как вам должно быть известно. Фрейлина Маргарита де Отфор такого разрешения не получила.

Несколько мгновений д'Артаньян тупо смотрел на Ла Порта, ничего не понимая, потом до него дошел смысл сказанного. Он вытер со лба выступивший внезапно пот, помотал головой, как лошадь, которую огрел плетью хозяин, и сказал хрипло:

— Пожалуй, старый друг, я не стану просить вас об аудиенции.

Лейтенант брел в кордегардию, пытаясь до конца осознать происшедшее.

Королева сделала все, чтобы оставить соперницу при дворе, хотя у нее появился прекрасный шанс избавиться от нее. Как это понимать? Ответа он не находил. Мысли его обратились к Арамису. Первый раз за те пять лет, что д'Артаньян знал его, тот полюбил, и вот, все закончилось так безнадежно. Подумал, какое счастье, что Арамиса нет в Париже, иначе он вызвал бы обоих грандов на дуэль и хладнокровно убил, хотя, видит Бог, они ни в чем не виноваты. А потом сложил бы голову на Гревской площади.

Д'Артаньян поехал в особняк Люиня.

Прощался он с герцогиней в присутствии двух напыщенных грандов, ни на мгновение не забывающих, что представляют особу короля Испании.

Агнесс была царственно спокойна. Она мило улыбалась, произносила обязательные в таких случаях слова, но взор ее, всегда горевший прекрасным огнем бурных чувств, был мертв, а рука, протянутая для поцелуя, ледяной.

Уже за оградой особняка д'Артаньяна догнал Планше. Глаза у слуги были подозрительно красными, а лицо в одночасье осунулось. Он поравнялся с господином, придержал коня и молча протянул лейтенанту плотный, не надписанный конверт, запечатанный сургучной печатью.

— Арамису? — спросил д'Артньян.

Планше только кивнул, не в силах произнести ни слова.

Лейтенант взял письмо. Конверт ничем не отличался от того, который он привез около года назад сюда, возвращаясь с юга.

Правда, тот конверт был пробит ударом шпаги и залит кровью. Этот благоухал духами и, наверное, залит слезами.

Но, Бог мой, чем эти слезы отличались от крови?

Людовик XIII вскоре вернулся с мушкетерами из Реймса, решив, что не его королевское дело идти войной на мятежное герцогство, осаждать Нанси, гоняться за перетрусившим Карлом IV, и что для этого вполне достаточно послать двух маршалов.

В тот же день Арамис, выслушав рассказ д'Артаньяна обо всех перипетиях, связанных с отъездом прекрасной герцогини в Испанию, почтительно ходатайствовал об отчислении его из роты. Получив согласие короля, он снял мушкетерский плащ и уехал в Лонгвиль готовиться к экзаменам на духовный сан.

Это был третий удар судьбы.

Д'Артаньян остался один.

Глава 38

Прошло несколько месяцев.

Герцог Монморанси поднял восстание в Лангедоке. Его поддержал Гастон Орлеанский. С помощью матери наследник французского престола сколотил внушительную антифранцузскую коалицию, все члены которой, выдвигая каждый свое требование, сходились лишь в одном — Ришелье должен уйти.

Испанское золото щедрой рекой лилось в карманы мятежных дворян. К счастью, Анна Австрийская вняла совету духовника, отца Франциска. Она затворилась на своей половине дворца, ни с кем не переписывалась и посвятила себя богоугодным делам.

Людовик изменил любимому когда-то Венсену и все свободное время проводил в Фонтенбло, где итальянские архитекторы, по его замыслу, перестроили крыло старинного замка. У этого городка было одно существенное преимущество перед остальными загородными замкам короля: он располагался достаточно далеко от Парижа, чтобы сюда не долетали сплетни, захлестывающие по обыкновению Лувр. Вероятно, именно поэтому Маргарита де Отфор жила там почти постоянно, хотя по-прежнему числилась фрейлиной королевы.

Милая сердцу влюбленных уединенность…

Но это же обстоятельство создавало и серьезные неудобства в неспокойное, чреватое мятежами время: король находился от кардинала, своего первого министра на расстоянии дневного перехода. Следовало либо полностью передать в его руки всю власть, либо переезжать в Париж. Но король не делал этого и десятки гонцов, скороходов, посыльных различных рангов сновали между столицей и Фонтенбло. Людовик все чаще задерживался в Лувре, одновременно всячески оттягивая возвращение.