Худайберды Тухтабаев - Золотой выкуп

— Зовите, пусть заходят.

Казихана представляла собой длинное помещение, разделенное посередине на две части. Задняя половина комнаты была на пол-аршина выше передней, устлана коврами, поверху разложены атласные мягкие тюфяки, пуховые подушки. Там при разборе дел восседал верховный казий. Передняя половина выложена жженым кирпичом, застлана соломой, на которую наброшены шолчи [29] Шолча — небольшой домотканый войлочный палас. .

Истцы один за другим вошли в казихану, опустились на колени и, положа на них руки, замерли.

Верховный казий степенно поднял голову, обратился к Мирзе Кабулу:

— Внесли ли жалобщики в царскую казну положенную мзду?

— Нет, мой господин.

— Пусть внесут. — С этими словами верховный казий нашарил под тюфяком четки из носорожьей кости, каждая бусинка которой была величиной со средний грецкий орех, и принялся отрешенно перебирать их. «Проклятый бай, — начал он молиться на свой манер. — Чтоб сам аллах тебя покарал! Легко ли этим беднягам? Дети у них у всех, хозяйство, которое надобно поддерживать в порядке. Но и мне нелегко, еще бы, мне, быть может, труднее, чем им всем, вместе взятым… О, всемилостивейший, помоги мне подобру-поздорову выбраться из этой неприятной истории, укажи верный путь…»

Истцы не знали, что прежде чем начнется разбирательство дела, нужно внести довольно крупный взнос: многие из них пришли сюда без копейки в кармане. После долгой возни кое-как собрали сорок таньга. Пообещав завтра же доставить еще сорок, они вместо подписи приложили пальцы в приходной тетради.

— Скажите теперь, мусульмане, какая обида привела вас ко мне? — приступил к делу Шадыхан-тура с таким видом, будто знать не знал, что привело просителей к нему.

— У нас к вам две жалобы, — заявил Уста Камал из Уклана.

— Жалобы ваши будут внимательно выслушаны.

— От имени всех нас будет говорить Намазбай, — сказал Уста Камал. Намаз встал, приложил руку к груди и застыл в ожидании.

— Ваше имя, мой верблюжонок? — ласково поинтересовался верховный казий.

— Намазбай.

— Имя отца?

— Пиримкул.

— Какого кишлака житель?

— Джаркишлака.

— Сколько вам лет?

— Двадцать четыре.

— Владеете ли грамотой?

— Читаю по-русски, умею немного писать.

— А?! — приложил ладонь к уху Шадыхан-тура: такое заявление не часто приходилось ему слышать в этих стенах от босяка.

— Именно так, господин.

— Аллах даст, верблюжонок мой, будущее ваше светло. Мусульманин?

Намаз ответил так, как положено отвечать при таком вопросе:

— Алхамдулилло! — и опять приложил руку к сердцу.

— Выступали до этого чьим-нибудь доверенным лицом?

— Выступал, мой господин.

— Прошу, поведайте нам.

— Некоторое время служил толмачом мирового судьи второго участка города Самарканда господина Козловского.

— А?!

— Именно так, мой господин.

— Похвально, верблюжонок мой, похвально! Аллах даст, и сегодня в защите прав обиженных вы добьетесь несомненных успехов. Пусть все ваши требования окажутся справедливыми!

Намаз принялся излагать все по порядку. Говорил горячо, с убедительными примерами и доказательствами, то и дело перебиваемый возгласами одобрения, исходившими от самих жалобщиков. Мирзо Кабул записывал, скрипя пером. Верховный казий слушал, то и дело покачивая головой, выказывая сочувствие рассказу Намаза.

Когда Намаз умолк, Шадыхан-тура проговорил, потирая затекшие ноги.

— Великий Навои говорил: «Круша злодея род во имя чести, я души умащал бальзамом мести». Аллах даст, мы тоже просыплем яд мести, не так ли, Мирзо?

— Истинно так, господин, — поспешно ответствовал Мирзо Кабул.

— А теперь аллах призывает нас к обеденному намазу, — возгласил верховный казий. — Нить истины станем разматывать после благочестивых молитв, согласны?

Истцы, конечно, согласились.

Часа через два все вновь собрались в той же комнате, заняли свои места. Мирзо Кабул только было раскрыл свою тетрадь, как снаружи донесся неясный шум. Все невольно выглянули в широко раскрытые окна. С грохотом распахнулись ворота казиханы, и во двор влетела коляска, запряженная парой горячих коней. Двор мгновенно переполнился вооруженными всадниками. С коляски важно сошел Хамдамбай, следом за ним — управитель Дахбедской волости Мирза Хамид.

Первым вошел в казихану, пинком растворив дверь, Хамдамбай, за ним появился Мирза Хамид с нукерами. Все они, топча шелковые тюфяки, прошли на казиеву половину.

Хамдамбай, подбоченясь, оглядел истцов горящими от ненависти глазами.

— Есть среди вас некий Намаз, сын Пиримкула? — процедил он сквозь зубы.

— Это я, Байбува, — шагнул вперед Намаз-палван.

— Кулибек! — позвал бай.

— Я здесь, Байбува! — вбежал в дверь небольшого росточка, сухощавый человек с козлиной бородкой.

— Узнаешь, кто здесь тот самый конокрад?

— Узнаю, Байбува, вот он! — ткнул пальцем в сторону Намаза Кулибек.

— Скажи, сколько коней он увел?

— Четырех скакунов, Байбува.

— Когда он их увел?

— Он их увел в ночь с субботы на воскресенье.

— Шадыкул! — позвал опять бай, обернувшись к раскрытому окну.

В комнату вбежал щеголевато одетый молодой человек с едва пробивающимися усиками.

— Ты у кого покупал коней? Есть тот человек среди вот этих?

— Есть, Байбува.

— Покажи нам этого тор-гов-ца конями.

— Вот у этого парня я и покупал тех коней. — Шадыкул тоже указал на Намаза.

— Сколько ты заплатил за каждого коня?

— По три тысячи таньга, Байбува.

— Собака! — Хамдамбай шагнул к Намазу, который стоял, ничего не понимая в происходящем, и влепил ему пощечину. — Вор, подлец!

Намаз встрепенулся, как проснувшийся лев, ноздри его раздулись, казалось, он кинется на обидчика, но палван сдержался; он еще надеялся, что произошла какая-то ошибка и это сейчас выяснится.

— Ничего не пойму, Байбува, — сказал он с едва заметным волнением. — Что происходит? Объясните хоть толком, о каких конях идет речь?..

Волостной управитель Мирза Хамид сделал знак, и на Намаза накинулись человек шесть нукеров, скрутили назад руки.

— Что вы делаете? — взревел Намаз яростно — от его крика, казалось, колыхнулась крыша казиханы. — Это же чистейшей воды клевета, эй, вы, чего стоите, разве не видите, что они клевещут на меня?

Нукеры поволокли упирающегося Намаза на улицу. Бай повернулся к верховному казию, который все это время стоял, растеряв и те крохи самообладания, коими когда-либо располагал.

— О чем же вы совещались с конокрадами, мой господин?

— Аллах свидетель! — удрученно воскликнул казий. — Я… мы… вовсе…

Но бай не слушал бессмысленный лепет защитника законности по шариату, он вышел из казиханы с такой же стремительностью, с какой появился в ней.