Борис Давыдов - Московит-2

– Ну, все, хватит! Меры преступать все же не нужно. Ступай с Богом! Проводите! – Хмельницкий подмигнул казакам. – Чтобы дошел куда надо, не заплутал по дороге.

– Батьку, позволь… – Пьяный раскрыл объятия, обдав гетмана густым перегаром. Но казаки быстро подхватили его под руки и вывели из комнаты.

Гетман, вздохнув с таким облегчением, будто с его плеч сняли тяжкий груз, торопливо перекрестился:

– Прости, Боже! Дай ему сил и выдержки… Ну и ума пошли, хоть совсем немного! Чтобы ничего не напутал.

Владислав-Доминик Заславский, изо всех сил борясь с зевотой, покрасневшими злыми глазами обвел коллег по триумвирату.

– Во имя ран Христовых, давайте определяться, наконец! Я хочу спать!

– Да, объятия Морфея сладки, особенно, проше пана великого коронного конюшего, на такой пышной перине, какую пан привез из Варшавы, – с медово-ядовитой вежливостью кивнул Остророг. – Однако же ради интересов отчизны иной раз можно пренебречь удобствами и отдыхом.

– Если бы паны региментарии в самом деле пеклись об интересах отчизны, наши советы не напоминали бы базарный гвалт! – с демонстративной резкостью произнес Конецпольский, также отчаянно желавший заснуть. Он чувствовал страшную усталость, и не столько телесную, сколько душевную.

– Пан великий коронный хорунжий преувеличивает с пылкостью, свойственной его молодым летам! – усмехнулся Остророг. – Во всяком случае, вместо слов «базарный гвалт» было бы уместнее употребить «заседания Сейма».

– До дьябла, надоело! – рявкнул Заславский, окончательно истощив терпение. – Одно из двух: или мы немедленно согласуем план завтрашней битвы, или… Матка Бозка, что случилось?! Почему без вызова?! – тучный региментарий гневно сдвинул брови, увидев, как в его шатер, резко отодвинув полог, буквально вбежал начальник стражи. Сразу же послышался возбужденный многоголосый гул у входа, донеслись ликующие крики: «Поймали!»

– Проше ясновельможное панство… Поймали казака! Пьян, пся крев, как последнее быдло, вот и заблудился, к нам вышел. Тут-то его дозорцы и скрутили… Что панство велит с ним делать – оставить для допыта или казнить, и каким способом?

– О, это подарок судьбы! – возбужденно забормотал Остророг. – «Язык» нам очень пригодится! Можно будет узнать, что замыслил проклятый Хмельницкий, да уточнить, каковы его силы.

– Много ли знает простой казак? – недоверчиво покачал головой Конецпольский. – Проще расстрелять его, и дело с концом. Ну, или повесить, чтобы не тратить порох и пули на подлого зрад– ника…

– Много знает бунтарь или мало, а все же лучше, чем ничего! – внушительно произнес Заславский. – Давайте его сюда!

– Только, проше ясновельможного региментария, я еще раз скажу: он вдребезги пьян! – растерянно вымолвил шляхтич. – Боюсь, в таком состоянии от пленного ничего не добиться.

– Так распорядитесь лить на него холодную воду, пока не протрезвеет, пся крев! Не жалеть воды! – рассердился Заславский. – А как только у него в башке просветлеет – сюда, на допыт.

Пани Катарина Краливская проснулась в слезах. И, как полагалось заботливой и верной супруге, тут же, всхлипывая, растолкала мужа. Ибо не зря же говорится при святом венчании, что быть мужу и жене отныне и навсегда вместе и в радости, и в горе…

– Адам! – голос женщины дрожал, как перетянутая струна, которая вот-вот лопнет. – Мне приснился ужасный сон! Наша Агнусенька, наша милая девочка… О горе! Зачем мы только согласились выдать ее за этого полковника! Что теперь делать, Матка Бозка, что делать?!

Супруг спросонья хлопал глазами, не сразу сообразив, в чем причина переполоха и о чем вообще идет речь.

– А тебе, я вижу, по-прежнему на все наплевать! – голос пани Катарины мог бы растрогать самое каменное сердце.

– Да что случилось, Катю? – всполошился пан Адам, усилием воли подавив вспышку раздражения.

– Мне приснилось… О Езус! Что Агнуська забеременела…

– Так это же хорошо! Как сам Господь заповедал – «плодитесь и размножайтесь»… Зачем реветь?

– Ты даже не дослушал меня! Как обычно!

– А ты не делай паузы после каждой фразы! Как обычно! – не вытерпев, съехидничал пан Адам.

Пани Катарина разрыдалась. Пышная фигура тряслась, как груда студня. Потоком лились слезы и жалобы на мерзкий мужской пол, созданный по необъяснимой прихоти Создателя на страдания и погибель несчастным женщинам.

– Матка Бозка, и угораздило же меня породниться с этими Занусскими! – простонал муж, схватившись за голову. – Будто не видел, какие они зануды!

– Уж лучше быть занудами, чем бессердечными чурбанами, как все Краливские! – тотчас отозвалась пани Катарина.

– Холера!!! – рявкнул пан Адам. – Сейчас же объясняй, что тебе приснилось!

– Вот теперь ничего не скажу! Ни слова!

– Ну и не надо! – охотно согласился муж, снова приняв горизонтальную позу и устраиваясь удобнее.

Пани Катарина издала сдавленный горловой звук, словно чем-то подавилась.

– И это отец! Вы только поглядите на него! Родную дочку мучают и унижают, а ему все равно! Откуда только такие берутся…

– Кто мучает?! Кто унижает?! – не выдержал пан Адам, резко повернувшись к жене.

– Какая разница! – фыркнула супруга. – Можно подумать, тебе до этого есть дело.

– Драть надо было вовремя… – скрипнул зубами пан Адам, снова принимая удобную позу.

Наступила тишина, которую через некоторое время нарушила, естественно, пани Катарина:

– Так ты будешь слушать или нет?!

– Выкладывай! – в голосе управителя лубенского замка отчетливо слышался скрежет затачиваемых ножей.

Насквозь мокрый казак ошалело водил выпученными глазами по сторонам и стучал зубами от холода. Хотя было еще лишь начало осени, но в ночном воздухе уже чувствовалась свежесть, да к тому же дул ветер.

– Заерзал, будто рыба на сковороде! – усмехнулся Заславский. – Что, схизматик, теперь понял, в чьи руки попал? Вот теперь расскажешь нам все, что знаешь, да гляди, не смей врать! А то будет пытка.

– Но в достаточной ли степени он протрезвел? – усомнился Остророг. – По-моему, еще не соображает. Посмотрите только в его глаза! Глупые, как у коровы… Может, лучше подождать?

– Да сколько можно ждать, до утра, что ли? – возразил Конецпольский. – В любом случае разум к нему быстро вернется, когда пятки поджарят… Я за то, чтобы начать допыт немедленно.

– Я того же мнения! – кивнул Заславский.

– Однако, панове, пьяный человек может нагородить любую чушь! – не уступал Остророг.

– Ничего, хмель у него быстро выветрится. Ручаюсь! – нахмурился Заславский. – Отвечай, собака! Как зовут тебя?

– Нечипор Нетудыхатка… – все еще с трудом ворочая языком, но вполне разборчиво отозвался пленный.