Борис Давыдов - Московит-2

Его первый помощник с раскрасневшимся лицом, левой рукой точно так же размахивая по воздуху, а правой – подкручивая усики, подхватывал:

И снова вступал странный московит:

Пан Тадеуш тут же продолжал:

И потом мужчины, крепко сцепившись руками, вместе синхронно выкрикивали припев:

Служанка торопливо перекрестилась, затем, набравшись смелости, негромко покашляла…

– Что такое? – осекся молодой полковник.

– Пшепрашем, ясновельможное панство… Вас пани просят, очень просят. И одна, и другая… Плачут, никак успокоиться не могут. На бога, пойдите к ним, панове!

В глазах служанки так и читалось: «Обрюхатили женушек, бросили их, а сами пьют да поют, одно слово – мужики!»

Хмельницкий до рассвета не мог сомкнуть глаз. Беспокойно ворочался на походной лежанке, стараясь прогнать мучившие его мысли и погрузиться в сон. Страшное нервное напряжение последних дней не прошло бесследно, гетману жизненно необходим был отдых. Но сон упорно не шел.

Богдан скрежетал зубами от ярости, жгучей обиды и осознания собственного бессилия. Можно победить даже очень опасного врага, но как одолеть людскую глупость?! Уж если ближайшие соратники дальше собственного носа не видят, не могут предугадать последствия собственных поступков, да еще при каждом удобном случае бросаются обвинениями в трусости, что возьмешь с простых неграмотных казаков? «На Варшаву!» Им все просто, понятно: впереди богатый беззащитный край, впереди – столица, где можно разжиться великой добычей… Грабь – не хочу! А что дальше будет, они подумали?! Слепцы, безмозглые слепцы…

И снова, в который уже раз, шевельнулось страшное сомнение: не ошибся ли он, поднимая казаков да поспольство на борьбу за свои права. Ведь прошло меньше полугода, а сколько невинной крови уже пролилось! От донесений и жалоб, потоком текущих ему, волосы вставали дыбом: в таких ужасных подробностях описывались творимые зверства. Замирало сердце, а в душе разгорался праведный гнев. И много раз тянулась рука к перу и чернильнице, чтобы начертать повеления: изловить злодеев, прилюдно сечь канчуками, вешать, сажать на колья! А потом он бессильно хватался за голову: ведь все войско и весь поднявшийся простой люд не перепорешь и не казнишь! Каждого десятого – и то опасно, взбунтуются да разбегутся, с кем тогда воевать против Речи Посполитой?!

«Надо потерпеть… Великого дела без крови да обид не совершишь! Успокоятся люди, опомнятся! Не может же такое безумство твориться вечно!» – в отчаянии убеждал самого себя Богдан. Но время шло, а долгожданный покой в озверевшем, до предела ожесточившемся, охваченном войной крае никак не наступал. Рухнуло все: и законы, и стародавние обычаи, и те простые нормы, без коих немыслима человеческая жизнь. Поистине: «homo homini lupus est!» [52] «Человек человеку – волк» (лат.). Будто все хорошее сдул ураганный ветер, оставив лишь гниль и мерзость…

«Ты рассылаешь повсюду универсалы, призываешь чернь к неповиновению панам своим, пуще того, к их истреблению, а что будешь делать после? Как приведешь к покорности? Если дикий зверь попробует вкус человечины, он так и будет нападать на людей, пока его не убьют…» – суровые чеканные строки из письма пана Адама Киселя, всплывшие в памяти, жгли каленым железом. Прав, прав киевский воевода, чтоб ему! Все точно! Восставшее поспольство, почуяв запах крови и осознав, насколько это легко – убивать, грабить и насиловать тех, кто слабее, пустилось во все тяжкие. Число загонов увеличивается день ото дня. Возвращаются к мирной жизни, к плугу и инструментам своим считаные единицы, остальным поселянам пришлась по нраву вольная жизнь… Ох, вольная ли? Разбойничья – вот так куда точнее. И что теперь с ними делать?! Неужто и здесь прав пан Кисель: «…тебе придется восстанавливать спокойствие и порядок ужасными мерами, пролив новые потоки крови, подобные рекам!»

– Господи, вразуми! Подскажи, как поступить? Не ошибаюсь ли я? – шептал гетман трясущимися губами, устремив взор на лик Спасителя, освещенный тусклым огоньком свечи. – Не принесу ли вместо воли и счастья войску и народу своему лютое горе? Кем буду для потомков: благодетелем или злейшим врагом? Господи, знать бы ответ…

Дни быстро сокращались, в воздухе уже явственно чувствовалась предзимняя бодрящая свежесть. Лес вокруг лесопилки постепенно менял цвет, становясь желтым, а местами – бурым, там, где росли дубы.

«Эх, сейчас бы со спиннингом на реку… У хищника жор начинается, брал бы – только успевай вытаскивать! Наверняка тут и щуки попадаются, и судаки, а уж про окуня и говорить нечего!» – вздыхал я.

Поместье князя, затерянное среди необъятных лесов и болот Западной Волыни, в двух шагах от границ с Великопольшей, до сих пор было подобно островку спокойствия в бурном море. Бушевавшая смута казалась какой-то далекой абстракцией, хоть и жуткой. Мы, конечно, получали все нужные сведения, причем с минимальным опозданием (разведка у князя была поставлена неплохо, надо отдать ему должное, и я к тому же дал пару полезных советов, охотно принятых Иеремией), и внимательно следили за перемещением крупных сил мятежников. При необходимости, в случае возникновения реальной угрозы, можно было за краткое время превратить поместье с прилегающими хуторами и хозяйственными постройками, включая нашу «базу», в неприступную крепость. Обширные болота, а также многочисленные речки с топкими берегами защищали бы ее не хуже, чем крепкие стены с бастионами, окруженные глубоким рвом. А немногочисленные лесные дороги и тропы можно было надежно заблокировать завалами. Запасов же пищи, вина, пороху и ядер да картечи в глубоких погребах поместья было столько, что хватило бы на целую армию.

– Пусть только подлые зрадники посмеют сунуть сюда нос! – угрожающе сказал как-то Иеремия, сдвинув брови. – О, я их угощу, со всем стародавним гостеприимством! Вот только не уверен, переварят ли они мои свинцовые яства… И не сомневаюсь, что пан Анджей тоже найдет, чем их удивить! Не так ли?

В его голосе так и звучал намек: ну не тяните же, покажите другие чудесные новинки!

– Работа идет полным ходом, и вскоре мы с паном Тадеушем сможем пригласить ясновельможного князя на полевые учения, – вежливо, но уклончиво ответил я. – Там будет продемонстрировано нечто весьма впечатляющее. Вопрос лишь в том, где провести эти учения. Понадобится весьма просторный участок земли, и непременно – в безлюдном месте. Чтобы не было лишних глаз. Но с этим-то проблема: тут повсюду деревни, хутора, лесные заимки… или как они называются.