Анатолий Ковалев - Потерявшая имя

Она велела извозчику остановиться у Яузских ворот и отвезти обратно служанку, а сама спустилась к реке. Войти в дом незамеченной ночью не составляло для нее большого труда и не грозило никакой опасностью. Елена дошла до старой беседки с кустами шиповника, в которых отыскала во время пожара лодку, спрятанную бережливым Михеичем от чужих глаз. Не удержавшись, вошла в беседку. «Отчего ты так посмурнела, Аленушка?» — непременно спросила бы бабушка Пелагея Тихоновна, увидев ее в теперешнем состоянии, ведь она знала свою внучку хохотушкой да беззаботной попрыгуньей. Елене после смерти бабушки всегда казалось, что ее дух обитает в этой самой беседке. Сюда она приходила, чтобы пообщаться с ней, поделиться радостями и бедами. Однако нынче навалилось столько горестей и забот, что ей вовсе не хотелось расстраивать ими Пелагею Тихоновну. «Прощай, бабушка! — прошептала она, покидая беседку. — Когда еще свидимся?»

Поднимаясь по заснеженному яблоневому саду, мысленно прощаясь с каждым деревцем, Елена чувствовала, как у нее щемит сердце. «Ты никогда уже сюда не вернешься!» Она прислонилась лицом к дереву, чтобы не упасть, и дала волю слезам. «Не вернешься! Ты твердишь себе, что добьешься правды и вернешь дом, но сама уже в это не веришь!»

Наплакавшись вволю, Елена вдруг заметила тусклый свет на самом верхнем этаже библиотечного флигеля. «Глебушка!» — сразу догадалась она и подумала, что надо бы попрощаться с единственной родственной душой в этом, ставшем чужим доме. Графиня вытерла слезы и быстрым шагом пошла к флигелю.

Поднимаясь по винтовой лестнице на третий этаж, Елена не боялась оступиться в темноте. Она знала здесь каждую ступеньку. Скорее девушка опасалась до смерти напугать Глеба, ведь свои вылазки в библиотеку он делал втайне от отца и даже от Евлампии. Поэтому, войдя, она решила предупредить его о своем приближении.

— Глебушка, не пугайся! Это Елена, кузина твоя! — негромко произнесла она по-французски, ей ответило такое же негромкое эхо.

Вверху раздался характерный хлопок, это захлопнулась какая-то толстенная книга. Елена взглянула наверх и увидела Глеба, опасно балансирующего на верхней ступеньке лестницы с огромным фолиантом в руках.

— Постой-ка! — крикнула она. — Я тебе помогу!

Она вовремя подбежала к стремянке. Книга выпала у Глебушки из рук, и Елена успела ее подхватить.

— «Яды и противоядия», — перевела она название и изумленно покачала головой. — Ты решил кого-то отравить?

Глеб улыбнулся:

— Что вы, кузина! Я хочу изучить латынь, а словаря у меня нет, и папенька не хочет, чтобы я учился.

Услышав о ненавистном дядюшке, юная графиня сразу посерьезнела и предложила:

— Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу! Но прежде поставлю книгу на место, для учебы можно найти что-то полегче.

— Осторожно! Ступеньки прогнили и могут поломаться!

Мальчик явно не желал расставаться с «Ядами и противоядиями».

Елена только теперь обратила внимание, что Глебушкина свечка стоит на полу, а значит, и читал он, лежа на холодных плитах. И это — едва оправившись после тяжелой болезни! Однако Елена не выказала охватившего ее ужаса, а, дружески улыбнувшись, сказала:

— Ну хорошо, оставь ее, только наперед знай, что на каждом этаже библиотеки имеется письменный стол с подсвечниками, а на стенах висят канделябры. К тому же в ящике стола должны быть свечи.

Она взяла его свечку и, прижав книгу к груди, повела кузена на экскурсию по библиотеке своих предков. Елена без труда отыскала массивный дубовый стол, спрятанный в закутке между стеллажами, сдула пыль с его старинного, потертого в нескольких местах сукна и, положив на него сочинение монаха Иеронима, несгибаемого труженика испанской инквизиции, выдвинула ящик, доверху набитый свечами. Глебушка даже ахнул.

— Спасибо, сестрица! Вы так добры ко мне!

— Ну что ты, миленький! — расчувствовалась Елена, прижала его к себе, погладила по голове и расцеловала. — У всех этих книг должен быть читатель, а иначе они превратятся в хлам, в пыль… — И грустно добавила: — Ведь они мне уже не принадлежат, значит, должен быть у них новый хозяин…

— Я буду их беречь, как свою жизнь! — неожиданно вырвалось у мальчугана и прозвучало это как-то странно, совсем не по-детски.

Елена поежилась от холода и спросила:

— Ты не знаешь, почему здесь не топят?

— Папенька жалеет дров! — опустил голову Глеб.

Как новый хозяин библиотеки, он уже чувствовал за собой вину.

— От холода книги могут отсыреть и погибнуть, — вздохнула Елена и, взяв мальчика за руку, повела по ступенькам вниз. Теперь у нее был подсвечник с тремя горящими свечами, и от этого все вокруг оживилось. Глеб с восторгом рассматривал старинные шкафы с барельефами в виде голов разных тварей, земных и мифических.

— Отец ничего не понимает в книгах, оттого и не велит топить, — сказал он и решительно добавил: — Но я добьюсь, чтобы впредь здесь непременно топили!

Елена посмотрела на брата с восхищением. Он все больше нравился ей, но девушке стало невыносимо больно от мысли, что отец этого славного мальчугана — человек подлый и недостойный, а значит, Глебушке предстоят в жизни серьезные испытания.

Они спустились на первый этаж, юная графиня подвела Глеба к массивному ореховому шкафу с застекленными дверцами, распахнула их и торжественно сказала:

— Тебе не надо больше заботиться о словарях. Здесь собраны словари и учебники на тридцати языках. И целая полка, — она провела указательным пальцем по корешкам книг, — посвящена латыни.

— Ах, кузина дорогая, вы…

Чувства захлестнули Глебушку, и он не смог продолжить фразы, но горячее объятье, в которое он заключил сестру, было красноречивее слов. Наверно, никто, кроме маменьки Натальи Харитоновны, не знал, что мальчик способен на такое жаркое проявление любви, и Елена в этот миг подумала, что и в самом деле могла бы заменить ему мать, как просил о том дядюшка. Впрочем, теперь-то ей было ясно, что его мало заботила судьба ребенка, ему нужны были только деньги. Она снова с омерзением представила себя в роли княгини Белозерской.

— Говори мне «ты», — предложила она брату, — раз у нас с тобою уже столько общих тайн. Тебе не хочется спать?

— Совсем нет! Лучше покажи мне еще что-нибудь! — попросил Глеб, и в глазах его загорелись лукавые искорки.

— Но мы здесь с тобой совсем заледенеем! — передернула она озябшими плечами.

— Погоди! Я сейчас! — встрепенулся Глебушка и опрометью выбежал из библиотеки.

Едва он исчез, юная графиня подняла с пола давно примеченный ею смятый клочок бумаги. Это было ее письмо Евгению, писанное в тот самый ужасный день второго сентября. На столе все еще лежало перо с засохшими чернилами, покрытая пылью чернильница была открыта. Не разворачивая письма, она поднесла его к свече. Бумага разом вспыхнула. «Прощай и ты!» — едва сдерживая слезы, прошептала Елена и бросила горящее письмо в холодный камин.