Анатолий Ковалев - Отверженная невеста

Она нарочно не задавала этого вопроса, надеясь, что Майтрейи сама догадается дать некие объяснения. Отвернувшись, Елена пристально рассматривала букет роскошных алых роз, кривя губы: «Розы мне, розы ей… Прямо поветрие! Мы имеем успех в Петербурге!»

— Мне написал Борис Белозерский, — запнувшись, проговорила Майтрейи, с трудом решившись заговорить. Неприветливый вид виконтессы смущал ее. — Он просит принять его… И тут еще стихи…

— И даже стихи? — усмехнулась Елена. — Нет-нет, не трудись читать. Могу себя вообразить, что это за вирши!

— Но… — окончательно растерялась девушка. — Стихи вовсе неплохие…

Виконтесса сделала отрицательный жест, останавливая воспитанницу:

— Ну хватит, это все лишнее. И мы никого принимать не будем. Уж тем более Бориса Белозерского. Что за идея? Разве он партия для тебя теперь, когда тебе оказала покровительство сама императрица?

— Но принимали же мы его брата, Глеба! — чуть не плача, напомнила Майтреи.

— Глеб — другое дело. — Виконтесса смотрела на девушку внимательно, словно хотела прочитать ее тайные мысли. — Его я приняла бы в любое время, при любых обстоятельствах, хотя он теперь всего лишь доктор… Но он уехал в Москву. Я получила от него письмо нынче утром, правда, без стихов.

Майтрейи, бледная, серьезная, стояла, опустив глаза, будто выслушивала отповедь.

— Я тоже завтра уеду, в Париж. — Елена говорила сухо, без эмоций, заранее пресекая возможные возражения. — Но для тебя наилучшим вариантом будет остаться здесь, приняв высочайшее покровительство. Боюсь, дорогая, я не сумею обеспечить тебе надлежащей безопасности, после того как ты появилась в свете и вызвала такой ажиотаж. Кроме того, пора поразмыслить о достойной партии. Уж конечно, учитывая твое происхождение, ты не можешь снизойти до каких-то Белозерских.

Случайно или сознательно виконтесса употребила множественное число, называя ненавистную ей фамилию, но она попала в больное место. Майтрейи содрогнулась всем телом. Изменившись в лице, она подняла глаза, полные слез:

— Я не думала… не думала…

— Я знаю, что ты ни о чем не думала, дорогая, — оборвала ее Елена. — Я обязана думать за тебя в этих обстоятельствах. Эти розы и стихи должны остаться без ответа, разумеется. Ты не можешь запретить глупому мальчику в эполетах влюбиться, но ты обязана вести себя так, чтобы он понял дерзость своих домогательств. Все, об этом больше ни слова. Слишком много внимания для Белозерских! Я сейчас велю горничной укладывать твои вещи. Ты переезжаешь в Царское завтра. Не оставаться же тебе в пустом доме.

— Позволь мне хотя бы поехать с тобой в Париж! — в отчаянии воскликнула девушка, у которой почва уходила из-под ног.

— Это исключено, — покачала головой виконтесса. — У меня много важных дел, и ты будешь мне помехой. Наконец, тебе небезопасно уезжать из Петербурга, а здесь тебе обещали защиту и покровительство. Видишь, я честна. Не плачь, возьми себя в руки и начинай собираться.

Елене нелегко давался этот отчужденный, приказной тон, но говорить иначе значило вызвать бурю слез, просьб и уговоров со стороны Майтрейи. Она боялась не устоять, а воспитанница связала бы ей руки. Сейчас, когда встреча с родной дочерью становилась для нее все более реальной, Майтрейи превращалась в обузу. Виконтесса бесконечно думала о том, что успел шепнуть ей напоследок умирающий Алларзон. «Дочь сенатора Головина! Татьяна Головина! Та барышня, которая, будто с цепи сорвавшись, пыталась оскорбить меня на балу! Моя дочь! Да может ли это быть?!»

Виконтесса даже не запомнила как следует лица этой девушки. На кого похожа молодая княжна? На нее саму? На своего отца, Савельева? Или… всеведущий Алларзон раз в жизни роковым образом ошибся и направил ее не по тому следу?!

Все должно было решиться в ближайшие часы. Она уже послала князю Головину письмо с просьбой принять ее для переговоров по важному делу. Елена нарочно напустила туману, сообщив, что привезла сенатору приветы от лондонских знакомых, но не назвала имен, предоставив ему самому гадать о них. Виконтесса не сомневалась, что сегодня же получит удовлетворительный ответ. Что говорить при встрече, как держаться с князем, с княгиней, с Татьяной — вот что волновало ее, а вовсе не слезы, теперь уже обильно проливаемые Майтрейи.

Когда виконтесса удалилась и вместо нее в комнате появилась горничная, плачущая девушка ничком упала на кровать. Из складок одеяла немедленно показалась крошечная любопытная головка ручной змейки. Выбравшись из своего теплого убежища, Лучинка обвилась вокруг запястья хозяйки, будто пытаясь ее утешить.

— Нас гонят, Лучинка! — глотая слезы, шепнула ей Майтрейи. — Нас тут больше никто не любит!

И в этот миг она сама верила в то, что говорила.

Головин так и не прислал ответа, и на следующее утро виконтесса решилась ехать к нему без приглашения. Ее терзали самые недобрые предчувствия. Неучтивость сенатора была попросту необъяснимой. «Наверняка что-то случилось!»

Опасения Елены не замедлили сбыться, стоило ее карете остановиться возле особняка Головиных. Парадный подъезд стоял настежь, а возле крыльца с взбудораженным и одновременно подавленным видом слонялись бездельничающие слуги. Общее впечатление было таково, будто дом только что обокрали, и теперь челядь дружно решает, что предпринять до возвращения хозяев, чтобы скрыть это прискорбное обстоятельство. Елена послала лакея отнести свою визитную карточку. Спустя почти полчаса тот вернулся с подробным докладом:

— Господин сенатор дома, но не изволят никого принимать.

Удалось лишь говорить с его камердинером, и тот сообщил, что госпожа княгиня очень больна… Она также не принимает, ее и дома нет, увезли в лечебницу.

— Тогда требуй приема у княжны! — решительно приказала Елена.

— Из-за княжны-то как раз такой переполох в доме, осмелюсь доложить, — понизив голос, сообщил лакей. — Говорят, княжна сбежала.

— Как сбежала?! — воскликнула Елена, едва владея собой. — Куда, когда, с кем?!

— Вчера утром, — с удовольствием отчитывался лакей. — И ее вторая горничная говорит, что с дядюшкой. Такой скандал, не приведи господи!

— Где эта горничная?! Зови ее сюда, немедленно!

Явившаяся на зов Люси, предварительно узнав титул дамы, ожидавшей в карете, сумела несколько развеять недоумение виконтессы. Этому весьма способствовала выданная ей награда в размере десяти рублей. Честная девушка охотно сообщила, что ее сбежавшая госпожа была безумно влюблена в своего дядюшку, графа Шувалова, хотя и годящегося ей по возрасту в отцы, но очень интересного и, очевидно, много страдавшего. Князь был против этого союза, отчего молодая княжна имела неприятности и вынуждена была бежать тайком, чтобы соединиться с предметом своих воздыханий. Пока граф Шувалов проживал в Царском, оттуда в особняк князя так и летели письма. Последнее пришло уже после побега Татьяны.