Дмитрий Узланер - Жак Лакан: введение

Все вокруг говорит: «Наслаждайся!», а субъект не может этого делать (по своим конститутивным особенностям). Страдание пермиссивного общества связано не с тяжестью запретов, становящихся невыносимыми, а с требованием наслаждения, наталкивающимся на конститутивную неспособность наслаждаться. Субъекты пермиссивного общества идут к терапевтам и жалуются на то, что не могут наслаждаться, что все вокруг веселятся, а они не могут, что всем вокруг хорошо, а им – нет. То есть пермиссивное общество терроризирует субъекта именно наслаждением, усиленным эхом человеческого Сверх-Я. Если субъект не может наслаждаться, если он не живет так, что брызги счастья не летят во все стороны, то он обречен на чувство вины – как будто бы он неудачник, лузер, не может получить того, что хочет. То есть репрессивное общество создает одно напряжение между запретом и желанием, а пермиссивное – другое.

Пермиссивное общество создает свой конфликт, свой тип страдания, связанный с невозможностью наслаждаться – невозможностью по определению, потому что das Ding, Вещь, тот самый идеальный объект-наслаждение, утрачена. Утрачена в том смысле, что ее никогда и не было, что она была как бы задним числом сконструирована. То, что было запрещено, задним числом стало объектом мечтаний. Любил ребенок по улице бегать, а отец сказал – никогда больше по улице бегать не будешь. И сразу это бегание по улице превратилось в синоним счастья. Мол, только бы разрешили по улице целыми днями бегать, а без этого нет счастья, нет покоя и т. д.

Вот эта неспособность наслаждаться, неспособность откликнуться на императив наслаждения рождает некоторые интересные феномены. Один из таких интересных феноменов, описываемый последователями Лакана [98], – это феномен украденного jouissance , наслаждения. Почему я не могу наслаждаться? Потому что кто-то украл мое наслаждение. Я тут пашу на трех работах, а кто-то там наслаждается! Он украл мое наслаждение и с моим наслаждением сидит довольный. Это становится, например, основанием для вражды между сообществами, между людьми. Отсюда, возможно, в современной культуре так сильно желание ограничить, запретить jouissance других – запретить им слушать громкую музыку, запретить курить, запретить выпивать. Ограничить то наслаждение, которое переживается как украденное у нас, как существующее за наш счет, как недоступное для нас.

После выхода из Эдипова комплекса мы имеем дело уже с кастрированным субъектом. С субъектом перечеркнутым, с субъектом, который потерял себя в языке, потерял себя в символическом регистре. С субъектом, который пожертвовал частью своего наслаждения, ограничил это наслаждение, признал собственную ограниченность, собственную кастрированность, собственную нехватку.

Вместе с этим субъектом мы попадаем в пространство желания. Желания, которое как бы приходит на смену наслаждению. Как пишет Лакан: «кастрация означает, что от наслаждения нужно отказаться, чтобы получить возможность достичь его на перевернутой шкале Закона желания» [99] Лакан Ж . Инстанция буквы, или Судьба разума после Фрейда. С. 181. . И еще Лакан добавляет: «Желание есть не что иное, как защита – запрет на переход в наслаждении определенной границы» [100]. То есть после того, как jouissance ограничен, появляется желание, которое, с одной стороны, дает субъекту доступ к чему-то смутно напоминающему наслаждение, к остаткам этого jouissance , но с другой – гарантирует, что субъект в этом поиске никогда не перейдет определенную границу.

Чтобы лучше пояснить, как работает желание согласно Лакану, необходимо разобрать ключевое понятие, которое Лакан вводит в 1950-х годах для описания механизма желания. Это понятие объекта-причины желания (или маленький объект а/объект маленькое а). Что такое объект-причина желания? Здесь надо сначала разобрать, что такое объект желания и что такое причина желания.

Объект желания – это то, на что желание направлено. Например, я хочу что-то, я желаю что-то и это что-то является объектом моего желания. Например, я могу хотеть новый современный автомобиль. Этот новый современный автомобиль является объектом моего желания. Это то, что я хочу. Это то, на что мое желание направлено.

А причина желания – это та конкретная причина, по которой данный автомобиль является для меня желанными. Чем этот конкретный автомобиль меня так привлекает? Например, он может привлекать меня особым изгибом фар. Это какая-то уникальная специфическая особенность автомобиля, которая делает именно этот автомобиль желанным для меня.

То есть объект желания – автомобиль, а причина желания – какая-то конкретная деталь, какой-то конкретный элемент этого автомобиля, который является причиной того, что этот автомобиль становится для меня желанным. Соответственно, объект-причина желания – это такой парадоксальный объект, который одновременно является и причиной желания, и тем, на что это желание направлено.

Здесь у Лакана очень парадоксальная идея. Суть этой идеи в том, что этот объект-причина желания никогда не может быть достигнут. То есть это некоторый невозможный объект. Это то, что субъекту никогда не удается схватить. В этом смысле никогда нельзя получить то, что хочешь. Речь всегда идет о метонимии желания. Что значит метонимия желания? Это значит, что желание все время смещается с одного объекта на другой и везде будет присутствовать одна и та же иллюзия, связанная с желанием. Субъекту кажется, что вот этот объект, на который его желание направлено, и есть то, что он хочет, но, получив этот объект, он сразу выясняет – ничего подобного.

Как будто бы объект, который вызывает желание субъекта, попав ему в руки, тут же эту свою желательность утрачивает. Он/она берет его в руки, и оказывается, что вот этого объекта-причины желания в нем нет, он сместился куда-то в другое место, переместился на какой-то другой объект. И снова субъект пытается этот другой объект заполучить, но получив его, снова понимает, что это не то. То есть объект-причина желания неуловим. Он всегда не там, где кажется субъекту. Отсюда, соответственно, метонимия желания, то есть постоянное смещение желания с одного объекта на другой. Что бы субъект ни получил, это не то, что он/она хочет, потому что субъект хочет не этот конкретный объект, он/она хочет получить вот этот самый загадочный объект-причину желания, который, как ему кажется, размещается то в одном, то в другом, то в третьем объекте. Но какой бы объект он/она ни брал, какой бы объект он/она ни получал, всегда оказывается, что это не то, что этот объект-причина желания снова от него/нее ускользнул.

В этом смысле желание человека бесконечно. И метонимия человеческого желания тоже бесконечна. Она является отражением конститутивной нехватки человека. То есть для самой структуры человеческой субъективности характерна нехватка, утрата чего-то. Утрата чего-то, что он/она пытается возместить, восполнить. Символом этой утраты, нехватки, того, что субъект пытается получить, чтобы эту полноту восполнить, как раз и является объект-причина желания. Человек иллюзорно считает, что этот объект находится в каком-то внешнем объекте. Но каждый раз получив этот внешний объект, выясняется, что это не он, это не то. Поэтому, повторяюсь, метонимия желания бесконечна.