Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

После этого коммунистам пришлось обратиться за поддержкой к крестьянам. Они развернули партизанскую войну против Гоминьдана, которая в целом оказалась не слишком успешной – прежде всего из‐за разногласий внутри самой компартии и непонимания Москвой китайских реалий. В 1934 году, совершив так называемый “Великий поход”, их войска были вынуждены отступить в отдаленные области Северо-Западного Китая. Благодаря этим событиям Мао Цзэдун, давний сторонник опоры на деревню, сделался неоспоримым лидером коммунистической партии; при этом, правда, коммунисты ни на шаг не приблизились к власти. Более того, перед японским вторжением 1937 года правительству Гоминьдана удалось взять под свой контроль почти всю территорию Китая.

И все же Гоминьдану не удалось завоевать по‐настоящему массовую популярность среди китайцев. Отказавшись от проекта революционного переустройства общества, который одновременно был проектом модернизации и духовного возрождения, эта партия начала заметно проигрывать коммунистам. Чан Кайши так и не стал еще одним Ататюрком, который был лидером обновленческой, антиимпериалистической, националистической революции, дружил с молодой советской республикой и использовал местных коммунистов в своих целях, после чего отвернулся от них, хотя и не так резко, как китайский руководитель. Подобно Ататюрку, Чан Кайши тоже опирался на вооруженные силы; но его армия была достаточно равнодушна к национальной или революционной идее, ибо набираемым в нее солдатам винтовка и военная форма просто казались лучшим способом выжить во времена междоусобиц. Военачальники Чан Кайши знали – как и Мао Цзэдун, – что в эпоху перемен “винтовка рождает власть”, а вместе с ней – выгоду и богатство. Режим Чан Кайши опирался в основном на городской средний класс и на состоятельных китайцев, живущих за границей; но 90 % граждан Китая проживали в деревне, а городов здесь было не так уж много. Огромной страной управляли (если ею вообще можно было управлять) местная знать и люди, облеченные властью, – от местных военных начальников с их вооруженными отрядами до помещиков и чиновников, оставшихся от имперской системы управления, с которыми Гоминьдан смог договориться. После нападения Японии на Китай гоминьдановцы почти сразу уступили японцам стратегически важные портовые города, на которые, собственно, и опиралась власть Чан Кайши. А в непокоренной части страны его администрация вела себя как коррумпированный военно-помещичий режим, неспособный эффективно противостоять японскому вторжению. Напротив, коммунисты возглавили массовое сопротивление захватчикам на оккупированных территориях. И потому в 1949 году, когда коммунисты пришли к власти, без труда одолев Гоминьдан в короткой гражданской войне, их встретили как законных правителей Китая, истинных наследников императорской власти, воцарившихся после сорока лет “междуцарствия”. Рядовые китайцы благосклонно приняли новый режим еще и потому, что он формировался на основе партии марксистско-ленинского типа, способной создать дисциплинированную общенациональную структуру, которая могла доносить все решения столицы до самой глухой деревни огромной страны. Именно этого люди ждали от настоящей империи. Так что, по‐видимому, главным вкладом ленинского большевизма в дело переустройства мира стала организация, а не идеология.

Но, разумеется, новая власть представляла собой не просто возрожденную империю, хотя коммунисты сумели удачно использовать опыт тысячелетней китайской традиции, которая, с одной стороны, предопределяла отношение простых китайцев к любому правительству, наделенному “мандатом неба”, а с другой – диктовала китайским чиновникам четкое видение их обязанностей. Едва ли в какой‐либо другой коммунистической стране в ходе политических дебатов могли ссылаться на беседу, которую вели между собой верноподданный мандарин и император Цзяцзин в шестнадцатом веке [168] См. статью “Хай Жуй критикует императора” в “Жэнъминь жибао” за 1959 год. Тот же самый автор (У Хань) в 1960 году написал либретто для классической пекинской оперы “Разжалование Хай Жуя”, с которой через несколько лет начнется “культурная революция” (Leys, р. 30, 34). . Как раз об этом в 1950‐е годы писал искушенный знаток Китая – корреспондент лондонской газеты Times , предположивший, что в двадцать первом веке единственной коммунистической страной в мире останется Китай. В то время подобное заявление шокировало многих, включая автора этих строк. Но для большинства китайцев коммунистическая революция прежде всего означала реставрацию – восстановление мира, порядка, благосостояния, административной преемственности, величия огромной империи и древней цивилизации.

В течение нескольких лет после коммунистической революции казалось, что ожидания большинства китайцев будут воплощены в жизнь. С 1949 по 1956 год урожай зерновых вырос более чем на 70 % (China Statistics, 1989, p. 165); скорее всего, это произошло потому, что китайским крестьянам пока не слишком мешали. Хотя вмешательство Китая в Корейскую войну (1950–1952) вызвало в мире серьезную тревогу, способность китайцев нанести поражение, а потом сдерживать наступление мощных американских сил выступила бесспорным показателем национального подъема. В начале 1950‐х годов был осуществлен переход к планированию в различных сферах экономики. Однако очень скоро непогрешимый “великий кормчий” вверг молодую Народную Республику в два десятилетия серьезных испытаний. Начавшееся в 1956 году быстрое ухудшение отношений Китая с Советским Союзом привело в 1960 году к громкому разрыву между двумя странами. В результате Москва прекратила оказывать Китаю техническую и любую другую помощь. Однако это скорее усугубило страдания китайского народа, чем стало их причиной. Определяющими стали три фактора: форсированная коллективизация сельского хозяйства в 1955–1957 годах; политика “Большого скачка” в промышленности, начатая в 1958 году, и последовавший вслед за этим чудовищный голод 1959–1961 годов (возможно, самый массовый голод двадцатого века) [169] По официальным данным, население Китая в 1959 году составляло 672,07 миллиона человек. Учитывая естественный прирост населения за предыдущие семь лет, а это по меньшей мере двадцать человек на каждую тысячу ежегодно (или, строго говоря, 21,7 на каждую тысячу), можно было предположить, что население Китая к 1961 году достигнет 699 миллионов. Но на деле к данному моменту оно составило только 658,59 миллиона, т. е. на сорок миллионов меньше, чем ожидалось (China Statistics, 1989, Tables Т3.1 и Т3.2). ; и наконец, десятилетие “культурной революции”, завершившееся со смертью Мао в 1976 году.