Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Какими бы очевидными и глубокими ни являлись общественные корни искусства, многие исследователи (включая автора этой книги) нередко помещают его за рамки современного ему контекста. Считается, что искусство живет по своим законам, а значит, и оценивать его следует преимущественно с этих позиций. Но сегодня, в эпоху глобальных общественных изменений, этот привычный для нас метод исторического анализа представляется менее пригодным. И дело не только в том, что постепенно стирается или вообще исчезает грань между тем, что можно, а что нельзя считать произведением “искусства”, или артефактом. И не в том, что представители одного влиятельного направления литературной критики fin de siècle посчитали невозможным, неуместным и недемократичным решать, что “лучше” или “хуже” – “Макбет” Шекспира или “Бэтмен”. Просто с некоторых пор искусство (или то, что назвали бы “искусством” исследователи прошлого) развивается в основном под воздействием внешних сил. А в эпоху беспрецедентного научно-технического прогресса этими внешними силами в первую очередь являются новые технологии.

Новые технологии сделали искусство общедоступным. Благодаря радио звук – музыка и слово – вошел в повседневную жизнь развитых и многих развивающихся стран. С изобретением транзистора радио покорило весь мир. Радиоприемник превратился в компактный портативный механизм на батарейках, а радиовещание сделалось независимым от официальной (почти всегда городской) электросети. Граммофон уже устарел. Даже технические усовершенствования не сделали его менее громоздким. У любителей классической музыки завоевали особую популярность модные в 1950‐е годы долгоиграющие пластинки, появившиеся в 1948 году (Guiness, 1984, р. 193). Ведь классические произведения, в отличие от популярных мелодий, редко умещаются на обычной трех– и пятиминутной пластинке в 78 оборотов. Но настоящим прорывом в мире музыки стало изобретение аудиокассет. Аудиокассеты прослушивались на очень популярных в 1970‐е портативных магнитофонах на батарейках, причем размер этих магнитофонов неуклонно уменьшался. Кассеты было легко копировать. К началу 1980‐х годов музыка звучала уже отовсюду. Она могла быть индивидуальным сопровождением любой деятельности человека, если играла в наушниках, подключенных к карманным плеерам (первенство в разработке которых принадлежало японцам), или же разноситься на всю округу из огромных переносных бумбоксов (поскольку уменьшить размер звукоусилителей пока не удавалось). Научно-техническая революция имела не только культурные, но и политические последствия. В 1961 году у французских солдат были портативные радиоприемники. И президент де Голль по радио убедил их не участвовать в военном перевороте. В 1970‐е годы сторонники опального аятоллы Хомейни, будущего лидера Иранской революции, ввозили в Иран, переписывали и раздавали магнитофонные записи его речей.

Телевидение не сделалось таким же компактным, как радио. Ведь визуальное изображение, в отличие от звукового, сильно проигрывает от сокращения размеров передающего устройства. Но телевидение принесло с собой движущийся образ. Телевизор по‐прежнему оставался более дорогим и громоздким, чем радиоприемник. Но вскоре даже бедняки в развивающихся странах начали обзаводиться телевизорами. Для этого требовалось лишь наличие городской инфраструктуры. В 1980‐е годы 80 % бразильских семей имели телевизор. В 1950‐е годы в США, а в 1960‐е – в благополучной Великобритании основным видом досуга сделался просмотр телепередач, заменивших собой радио и кино. Массовый интерес к телевидению оставался очень высоким. В развитых странах телевизор (с помощью видеомагнитофона, который все еще стоил довольно дорого) передавал на маленький домашний экран множество снятых на пленку образов. Хотя фильмы, производимые для большого экрана, как правило, теряют от уменьшения картинки, у видеомагнитофона есть другое достоинство: зритель получает практически неограниченный выбор фильмов и времени сеансов. А с появлением домашних компьютеров маленький экран сделался, наверное, самым важным индивидуальным средством связи с внешним миром.

Но новые технологии не только сделали искусство общедоступным. Изменилось само отношение к искусству. Человек, выросший в эпоху электронной компьютерной музыки, не станет каждый день слушать “живую” музыку или ее записи. Современный человек не будет по много раз воспроизводить один и тот же звук или визуальный ряд (подобно тому как раньше перечитывались тексты). Театр с его простой линейной последовательностью образов несравним с телевизионной рекламой (которая за тридцать секунд разыгрывает драматическое повествование) или с мгновенным переключением телеканалов. Итак, новые технологии преобразили мир искусства; естественно, что так называемые популярные виды искусства и развлечений изменились быстрее и более кардинально, чем “высокое” или традиционное искусство.

Что же происходило с “высоким” искусством?

“Эпоха катастроф” завершилась. Прежние (европейские) центры “высокого” искусства постепенно перемещались в другие страны. На смену “эпохе катастроф” пришла эпоха беспрецедентного экономического роста, что высвободило значительные финансовые средства в поддержку искусства. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что все обстояло не столь благополучно.

Послевоенная Европа (а под Европой большинство людей на Западе между 1947 и 1989 годом понимали Западную Европу) уже не была главной обителью “высокого” искусства. Мировым центром визуальных искусств сделался Нью-Йорк, а не Париж. Под центром стали понимать прежде всего рынок произведений искусства или рынок самих художников. Что еще более существенно, жюри Нобелевского комитета по литературе (а политическое чутье этого уважаемого собрания всегда интереснее его литературных вкусов) с 1960‐х годов начало проявлять интерес к неевропейской литературе, которую оно прежде почти полностью игнорировало. Исключение делалось только для североамериканских авторов, которым (начиная с Синклера Льюиса в 1930 году) регулярно присуждались Нобелевские премии. В 1970‐е годы все любители серьезной литературы читали латиноамериканскую прозу. Все поклонники хорошего кино восхищались (или делали вид, что восхищаются) индийским режиссером Сатьяджитом Раем (1921–1992) и великими японскими режиссерами. Фильмы японских режиссеров, в частности Акиры Куросавы (1910–1998), в 1950‐е годы регулярно занимали призовые места на международных кинофестивалях. И потому неудивительно, что в 1986 году Нобелевскую премию по литературе присуждают нигерийскому писателю Воле Шойинке (р. 1934).