Борис Акунин - После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

Главную общественную дискуссию вызвала статья Льва Толстого «Не могу молчать», написанная в мае. Как и в предыдущий раз, четыре года назад, во время японской войны, великий писатель поднял исключительно несвоевременную тему — о драгоценности человеческой жизни и преступности смертной казни.

«О казнях, повешениях, убийствах, бомбах пишут и говорят теперь, как прежде говорили о погоде. Дети играют в повешение. Почти дети, гимназисты идут с готовностью убить на экспроприации, как раньше шли на охоту», — горевал Толстой. Он осуждал революционеров за их «ужасные дела», за «все эти отвратительные убийства при грабежах», но еще больше обрушивался на правительство. Преступления революционеров «не так нравственно отвратительны, как ваши злодейства», писал Лев Николаевич, имея в виду небывалое со времен Ивана Грозного количество казней. «И происходит это в России, в той России, в которой народ считает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни. Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год неперестающие казни, казни, казни».

В стране, где левые рукоплескали террористам, а правые — палачам, это высказывание было абсолютно не в духе времени. Многие сочли толстовский манифест бессмысленной маниловщиной или чудачеством — вроде проповеди вегетарианства в мире, где полным-полно голодных.

Восьмидесятилетний писатель пробовал воздействовать на главу правительства и частным образом — отправил Столыпину личное письмо о том, что нельзя бороться с насилием через насилие: «Вы можете бросить письмо в корзину и сказать: как надоел мне этот старик со своими непрошеными советами, и, если вы поступите так, это нисколько не огорчит, не обидит меня, но мне будет жаль вас». Столыпин, по-видимому, так и поступил — бросил письмо в корзину. Во всяком случае отвечать не стал.

Современная карикатура на писателя

Самым удивительным явлением года было падение огромного метеорита. 17 июня, прочертив по небу многокилометровую огненную линию, в атмосферу вошло космическое тело невиданно большого размера (предположительно весом 5 миллионов тонн) и разорвалось у самой поверхности земли, над восточносибирской рекой Тунгуской. Обломков, однако, впоследствии не обнаружили, что породило множество альтернативных теорий: что если это был не метеорит, а нечто иное, науке неизвестное?

По счастью, места были таежные, совершенно безлюдные, так что человеческих жертв, кажется, не было, но грохот разнёсся на тысячу километров, на площади в 200 тысяч гектаров повалились деревья, возник огромный лесной пожар, произошла мощная магнитная буря. По современным оценкам сила взрыва как минимум вдвое превышала мощность ядерной бомбы, сброшенной на Хиросиму.

Из всех объяснений странного феномена наиболее правдоподобным выглядит версия академика В. Вернадского, предположившего, что это был плотный сгусток космической пыли.

В Европе начинается относительно безмятежный период, который продлится до четырнадцатого года и напоминает затишье перед бурей. Лихорадить будет только юго-восточную окраину континента — Балканы, откуда в конце концов и разгорится всемирный пожар.

В апреле после затяжной борьбы младотурки наконец свергли Абдул-Хамида. Новый султан Мехмед V уже не будет иметь реальной власти, она перейдет к младотурецкой партии «Единение и прогресс».

В июле происходит революционный переворот и в соседней Персии. Шах Мохаммад-Али лишился престола, номинальным монархом стал одиннадцатилетний Ахмад-шах, которому пришлось сначала просить убежища в русском посольстве, а затем вовсе эмигрировать в Россию. Страна фактически утратила независимость: ее северные регионы контролировала российская империя, южные — британская.

Признаком тихих времен было внимание, с которым мир следил за сугубо спортивным предприятием американца Роберта Пири, который наконец добрался до Северного Полюса и удовлетворил любопытство человечества — что там, в верхней точке оси, на которой вращается Земля? Оказалось, ничего кроме снега и льда.

Спокойно и бессобытийно — во всяком случае, по сравнению с тем, что было раньше и что будет потом, — прошел год и для России. Этому способствовал экономический подъем, наступивший после почти десятилетней депрессии, отягощенной военными и политическими потрясениями.

Быстрому росту посодействовали несколько факторов.

Хороший урожай совпал с повышением мировых цен на зерно, в страну потекла валюта. К этому прибавились капиталы, не находившие применения в годы упадка, и деньги буквально хлынули в промышленность, торговлю, строительство.

Сельское хозяйство очень оживилось благодаря аграрной реформе. Поднялся спрос на технику и удобрения, появилось много рабочих рук — освободившиеся от привязанности к общине бедные крестьяне поступали на заводы, нанимались в батраки.

С 1909 до 1914 года российская индустрия была самой динамично развивающейся в мире, темпы прироста достигали девяти процентов в год. Правда, в значительной степени эти успехи объяснялись заказами военного министерства и адмиралтейства. Россия перевооружала армию и флот, чтобы в грядущей войне не повторились мукденский и цусимский позор. А в том, что воевать скоро придется, мало кто сомневался. С кем — генералам было уже ясно. Лишь царь всё еще уповал на то, что монархи сумеют между собой договориться.

Нефтяные вышки близ Баку. Открытка

В июне Николай снова встретился с Вильгельмом в финских шхерах. Двоюродные братья хотели снять напряженность в отношениях, поскольку прямого конфликта между двумя странами не существовало: Россия была недовольна германским союзником Австрией, а Германия — российскими союзниками Францией и Англией. Из попытки опять ничего не вышло. Для германского военно-финансового истеблишмента неизмеримо важнее была близость с Веной, для российского — с Антантой.

Продолжилась революционная эстафета, начавшаяся на «окраинах» тогдашнего европоцентричного мира — в Турции и Иране.