Иван Никитчук - Мятущаяся Украина. История с древнейших времен

Чины и депутаты, успокоенные и взволнованные речью Хмельницкого, начали рассуждать о протекции и выбирать ее между государствами, которые прислали своих посланцев. Польскую с первого же раза единодушно отбросили, об остальных мысли разошлись, но ни по оной не находили согласия. Старшие казаки вместе с гетманом соглашались на московское предложение, как от народа единоверного и единоплеменного, но молодые им противились, доказывая через своего сторонника и оратора Генерального есаула Богуна, что «в московском народе господствует лютое рабство и невольничество, что в нем, кроме божьего и царского, ничего собственного нет и быть не может, люди созданы как будто бы для того, чтобы они ничего не имели, а только рабствовали. Даже вельможи и московские бояре свой титул обычно обозначают, как царские рабы и в своих просьбах всегда пишут, что бьют ему челом. Что же касается простого народа, то все они считаются крепостными, как будто не от одного народа рожденные, а купленные из числа пленных или невольников, и те крепостные крестьяне обоих полов, муж и жена с детьми, по неведомым в мире правилам продаются на торжищах собственниками и хозяевами наравне со скотом, а нередко меняют и на собак. При этом они должны изображать еще и веселость, умелость в ремесле, чтобы скорее их купили и дороже заплатили. Словом сказать, объединяться с таким не уважающим себя народом есть то же самое, что броситься из огня да в полымя».

Духовенство Малороссии в своем большинстве было возвращено из Униатства, и поэтому тайно очень жалело о потерянной своей власти над народом, близким к рабству, которой их наградили поляки, и поэтому сплели бессмысленную басню относительно московского посольства и всех других. Протопоп черкасский Федор Гурский, присутствовавший на казацком собрании и пользовавшийся авторитетом в народе, как известный богослов и проповедник, взявши текст святого Евангелия, злоупотребляя сравнением прошлого и настоящего, говорил на собрании, что «если, дескать, от трех царей и волхвов были поднесены ребенку Христу дары – золото, ладан и мирра, обозначавшие бытие, страдания его на земле и возвращение на небеса, то есть золото означало Царя, ладан – мертвеца, а мирра показывала Бога, то так и эти подарки, поднесенные от царей народу, знаменуют, чем они одеты или накрыты, в том и будет жить или укрываться народ ими обманутый. Например, дары польские состоят из сукон, покрытых коврами, то будет и народ, живущий с поляками, ходить в сукнах и иметь ковры; турецкие подарки покрыты бумагой и шелком, значит, и народ, живущий с ними, будет способен одевать на себя шелковые и бумажные материи; а московские дары все в рогожках, и неизбежно народ, который будет жить с ними, будет доведен до такого убожества, что оденется он в рогожки и под рогожки. И эти выводы вернее предсказаний всех оракулов мира».

Эта басня больше всего подействовала на простых депутатов, на большинство казаков. Они начали откровенно высказывать недовольство против Хмельницкого, «называя его предателем отчизны, будто бы подкупленным послами, и что они, освободив себя из-под польского гнета, пролив большую кровь, пожертвовав многими тысячами братии, положивших головы свои за свободу отчизны, снова добровольно продаются в неволю и отдаются такому народу, который не подал им никакой помощи в самую лихую годину, не подал даже воды промыть кровавых наших уст, и лучше нам быть в непрерывных войнах за свободу, чем накладывать на себя новые цепи рабства и неволи. Да и кому из соседних народов можно отдаться без страха и трепета? Одни из них непрерывно гнобят мусульманством, не терпят открытого богослужения христианского даже на собственной земле, другие торгуют своей братией, несмотря на единоверие и на единокровие, продают один другого бесстыдно и без упреков совести. А вер у них столько, сколько слобод, а в их домах, нередко и в одном доме их несколько помещается, и одно семейство из-за разных вер не может вместе жить и есть из одной посуды, а вся вера у них состоит в разборе икон и крестов, и какой из них красивее, тот и достоин почитания в оказании помощи людям. Для бога ж, творца всех и господа, неведомо, что у них для него остается. Поэтому, если нам с таким народом объединиться, то или они нас распродадут по одному, или переморят на своих улицах и перекрестках, потому что никто из них не пустит в свой дом никакого нашего перехожего, а тем более с табаком, употребление которого считается у них страшным грехом, смертным грехом и единым людским грехом во всем мире».

Гетман, успокоив возмущение собрания повторением своих клятв, «что он никогда и в мыслях не имел и не будет иметь намерения неволить их к ущемлению их прав и вольностей, и советовал только, из своей искренности отношений к ним и общей родины, поставить себя на крепкие ноги надежным союзом и объединением с другим народом, чего все нормальные державы всегда ищут, а нам особенно это необходимо с точки зрения, как я уже говорил, положения нашей земли и новизны нашего положения», и после этого распустил собрание по домам. На этом Сейм свою работу закончил.

Иностранных посланцев Хмельницкий одарил за их подарки и, написав в своих грамотах со всей вежливостью и благодарностью за приветствие и приглашение монархов, дал им прощальную аудиенцию и на ней заверил каждого отдельно о неизменной верности своей их монархам и постоянном уважении к их народам. При том он всемерно будет стараться к единению своего народа с ними, когда в нем пройдет то яростное сопротивление к такому объединению, рожденное омерзительным тиранством над ним польского правления, которое и во сне их пугает и действует на него, как некоторое отвратительное чудище.

Господарь молдавский Липула в апреле 1650 года прислал гетману Хмельницкому через боярина молдавского Морозия письмо, соглашаясь в нем отдать свою дочь Ирину в жены сыну гетмана Тимофею и объяснял при этом, что он всегда желал брака, но препятствием была продолжительная война Хмельницкого с поляками и угрозы тамошнего известного вельможи Потоцкого, который давно желал брака дочери его со своим сыном, а семья Потоцких управляет почти всем Польским правительством. Но теперь, будучи полностью уверенным относительно мирного покоя, особенно имея письмо от двора турецкого и разрешение на брак этот самого султана, его господаря, который заверяет о своей опеке во всех случаях, сообщает гетману о согласии на брак и просит прислать сына своего к нему в город Яссы с достаточным однако конвоем, чтобы со стороны Потоцких не было организовано какой-нибудь вражеской провокации, потому что от своих разведчиков он узнал, что на границе Буковины собралась немаленькая ватага польских волонтеров под руководством молодого Потоцкого.