Николай Иваницкий - Земля Тиан

— Всяко хлопотали, — ответил Дорогов. — Не дают.

Коля задумался.

— Я попробую вам помочь. У меня есть один знакомый чиновник оттуда… Вот что: дайте мне ваши документы, я попытаюсь через него. Вы не унывайте! У китайцев так бывает. Сегодня — нельзя, завтра — нельзя, а послезавтра вдруг почему-то — можно. Да вот вам пример: здесь у нас сидит труппа русских артистов. Они едут в какой-то Квей Янг, их выписали туда из Шанхая. Тоже ждали разрешения почти три недели. Все нет, да нет! А вот вчера вдруг получили визы. Через три дня едут.

— Куда, вы говорите, они направляются? — спросил Дорогов, заинтересованный. — Что за «Квей Янг»?

— Квей Янг, — отвечал Коля, — так они говорят. А где это — Бог ведает. Трущоба какая-то. На мой взгляд — затея вообще дикая. Везут их китайцы, которых никто здесь не знает.

— Это не «Квей Янг», а Гуй Ян, — перебил его Тенишевский.

— Может быть, и Гуй Ян, — согласился Коля. — Это — в Тибете… Тысяча и одна ночь!.. Легенда!..

Он рассмеялся.

— Действительно, «легенда», — улыбнулся и Дорогов. — Что они там будут делать?

Тенишевский нервно расхаживал взад-вперед по комнате.

— Послушайте, Коля, — сказал он вдруг, — у вас нет среди них знакомых?

— Конечно, есть, — ответил тот, — с девушками я постоянно танцую в «Метрополе». Есть еще там Леля Зубова. Она никого к себе не подпускает, но я и с ней знаком. Еще по Тяньцзину. Потом имеется пианист Кац, противный тип.

— Познакомьте нас с ними, Коля, — сказал Тенишевский.

— Отлично, — обрадовался Коля, — как раз сегодня в «Метрополе» у нас небольшая party. Я пригласил Лелю Зубову и еще двоих, Марусю и Тасю. Кац, наверное, тоже потащится, ну да я его отошью. Значит, мы встретимся в «Виктории», они там сегодня последний день выступают. Оттуда — все в «Метрополь».

Он встал.

— Часам к десяти приходите в «Викторию». Я буду ждать за столиком в саду.

— Постойте, Коля, — неожиданно остановил его в дверях Тенишевский, — скажите, нет ли среди этих артистов англичан?

Коля удивился.

— Англичан? Нет, кажется, нет. Вот разве Кац?!

Он засмеялся.

— Ну, до вечера…

— Для чего они туда едут? — спросил Валериан Платонович, едва за Колей закрылась дверь. — Тем не менее, их пропускают, а нас задерживают!

— Ты подозреваешь тут руку сэра Арчибальда? — проговорил Дорогов в раздумье. — Так я тебя понял?

Тенишевский снова заходил по комнате.

— Да, именно так. И еще: ты уверен в том, что Вуд действительно хлопотал о разрешении?

— Кто его знает, — согласился Дорогов, — надо проверить, пусть Коля попробует через своего чиновника. Но ведь Вуд остановил выдачу денег и отбирает инструменты!

Тенишевский ударил кулаком по столу.

— В каких же гороховых шутов нас вырядил Хеддльсбюри!

— Да, положение дурацкое, — сказал Павел Александрович. — Я не понимаю только, для чего он так поступает. Ведь платина то все-таки у нас в руках, а не у него. Или он раздумал ею заниматься?

Тенишевский окончательно вышел из себя:

— Черт его знает!.. А мы-то хороши! Как ослы, сидим здесь две недели, переговариваемся с этим проклятым Вудом, чтобы ему ни дна, ни покрышки!

— Постой, — заметил Дорогов. — Ругаться и злиться толку мало. По-моему, надо выяснить, что можно. Поговорим с этими «артистками», порасспросим. Может быть, разговор с ними прольет какой-нибудь свет на то, зачем Хед-дльсбюри их туда посылает. Если это он, конечно.

Дорогов и Тенишевский уже час сидели в саду «Виктория», ожидая конца спектакля. Коля два раза бегал за кулисы и сейчас отправился туда в третий раз. Дело неожиданно осложнилось: Леля Зубова, узнав, что предстоит познакомиться с новыми людьми, отказалась ехать в «Метрополь» и теперь Коля ее уговаривал.

Через открытые окна зрительного зала в сад доносился зычный голос Яна Кипура, певшего на экране арию из «Риголетто». Сад был почти пуст. Только за соседним столиком чиновник из французского консульства громко разговаривал с полной темноволосой дамой в безбрежном декольте и щеголеватым лейтенантом морской пехоты.

— Подобный случай я видел впервые, — говорил чиновник, — можно прочесть о чем-нибудь в этом роде, можно увидеть на экране синема, но чтобы живой человек решился так исковеркать свою жизнь, — это похоже на безумие!

— Ищите женщину, — сказал лейтенант.

— О, да! — поддержала его дама. — Брат Андре, по-моему, болен сердцем.

— Брату Андре за тридцать лет, — возражал чиновник. — Он не мальчик, чтобы разбитое сердце могло толкнуть его на такой шаг. Ведь он заживо похоронил себя. В его годы, с его карьерой! Из Парижа мне писали, что он раздал все свое состояние! Какой шаг!!..

— Вы правы, — усмехнулся лейтенант, — не каждый день кирасирские офицеры уезжают в Китай, да еще в колонию прокаженных. Случай, действительно, редкий.

— Когда мы провожали его на пароход, — продолжал чиновник, — он шутил, говорил о самых обыденных вещах и ни слова о своем диком поступке. Как будто он поехал на дачу, а не вглубь Гуй-Чжоу на смену отцу Альберту, умирающему от проказы… От проказы!.. Вы понимаете, что это значит? Когда гниют кости, разлагается язык во рту!

— Неаппетитно, — брезгливо поморщился лейтенант.

— Он сумасшедший, — взволнованно сказала дама. — Его нельзя было пускать.

Чиновник развел руками.

— Мы ничего не могли сделать. Он оформил все еще во Франции. Официально он командирован Доминиканской миссией.

— Ты слышишь. Валериан, — сказал Дорогов вполголоса, — еще один человек отправился туда. Сколько людей хочет попасть в эти края! Всех их гонят туда разные мотивы. Но цель у всех одна: все та же «земля Тиан». Не кажется это тебе странным? Как будто символ какой-то.

Тенишевский нахмурился.

— Твоя философия была бы хороша, если бы не торчал у меня в голове проклятый Хеддльсбюри. Обвел-то он нас совсем не символически… А, вот и Коля!

— Ну что, согласилась ваша дива или еще ломается?

— Ух! — сказал Коля, шумно опускаясь на плетеный стул. — Дайте отдышаться… Бой! Пеппермент-сода!.. Вот духота!

Он вытер лоб маленьким полотенцем.

— Леля Зубова согласилась поехать до двух часов. Тася и Маруся ее упросили. Без нее их не пускают.

— Кто не пускает? — удивился Валериан Платонович. — Что же у них тут, пансион благородных девиц?

Коля залпом выпил свой стакан.

— Ух!.. Импресарио не пускает. Беспокоится за репутацию своей труппы. Он и меня расспрашивал, кто вы такие.

— И что же вы сказали? — полюбопытствовал Дорогов.

— Сказал, что музыканты, мои друзья.

— В общем, импресарио их, пожалуй, что и прав, — заметил Дорогов, — европейцы в Ханькоу ведь только сплетнями от скуки и живут. Ему это обстоятельство, наверное, известно.

Коля потребовал еще льда.