Александр Бушков - Кто в России не ворует. Криминальная история XVIII–XIX веков [litres]

Судебные медики, основываясь на этих синяках и ссадинах, вынесли вердикт: смерти предшествовала короткая ожесточенная борьба, потом Ирина, получив страшный удар по голове, потеряла сознание, а потом, вполне возможно, еще живая была задушена той самой веревочной петлей.

При медицинском осмотре и на теле Ларионова были обнаружены свежие царапины. На него и пало подозрение. Поначалу он отпирался, но тут появился адвокат Маргулиес, и Ларионов преподнес следствию такую версию: они, дескать, шутливо возились на кровати, отчего жена вдруг упала с нее и ударилась виском об острый угол сундука. Бросившись на помощь, Ларионов увидел, что она уже не дышит. И решил, чтобы не быть обвиненным в убийстве, имитировать самоубийство, для чего и накинул покойной на шею веревку.

При первом разборе дела в окружном суде присяжные Ларионову не поверили, признали его виновным в нанесении смертельных повреждений, приговорили к лишению всех прав состояния и отдаче в исправительные арестантские заведения на четыре года.

Маргулиес подал кассацию в Сенат, и дело передали в тот же суд, но с другим составом присяжных. Вот эти отнеслись к речам Маргулиеса с гораздо большим доверием.

Главные его аргументы были такие: во-первых, Ларионов за все это время не изменил своих показаний. Во-вторых, у Ларионова не было никаких мало-мальски серьезных мотивов совершить убийство (и это после того, что мы знаем об Ирине и характере ее отношений с мужем?! – А. Б. ). И завершил примечательной фразой: «Надеюсь, здравый смысл заседателей более, чем научные авторитеты, сумеет разобраться в данном деле!»

Прокатило! Присяжные, польщенные, должно быть, тем, что их «здравый смысл» весит на весах правосудия гораздо больше, чем мнение каких-то там «ученых авторитетов», полностью приняли версию Ларионова – Маргулиеса. И приговорили всего-то навсего к аресту при полиции на два месяца.

Каждый вправе делать свои выводы. Я свои сделал. И теперь понимаю, почему противники суда присяжных назвали его «судом улицы» и «судом булыжной мостовой»…

Сложилось так, что самый сильный аргумент против суда присяжных дали сами присяжные. Речь идет о знаменитом «деле Веры Засулич». Дело это не уголовное, а политическое, но, думаю, для иллюстрации темы о нем просто следует рассказать подробно… Отличная иллюстрация, право.

Случился этот суд 31 марта 1878 года. Что произошло? Генерал Трепов, градоначальник Санкт-Петербурга (по должности выполнявший еще и функции начальника полиции), велел высечь политзаключенного Боголюбова. Не из зверства характера – просто был ревностным служакой, а Боголюбов нарушил правила внутреннего тюремного распорядка. (Трепов, кстати, предварительно объехал нескольких сановников, имевших отношение к внутренним делам и сыску, чтобы точно узнать: следует ли в данном случае пороть? Министр юстиции дал личное разрешение.)

Среди всех прогрессивно настроенных, либерально мыслящих людей, не говоря уж о революционном подполье, эта новость разнеслась мгновенно – будучи оценена как очередной акт полицейского произвола и зверств царских сатрапов. Юная девушка Вера Засулич под чужим именем, якобы с прошением о месте учительницы, записалась на прием к Трепову. Трепов, ни о чем не подозревая, поставил разрешительную резолюцию и повернулся к следующей посетительнице. Тут Засулич и шарахнула генералу в спину. Не из какого-нибудь полуигрушечного дамского «велодога» (служившего велосипедистам для отпугивания собак, потому что ни на что более серьезное этот пугач не годился). Из английского револьвера «Бульдог» – а эта пушка имела винтовочный калибр (некоторые модели даже больше, но какой именно пользовалась Засулич, неизвестно).

В любом случае Трепов уцелел чудом, получив пулю солидного калибра практически в упор…

Засулич тут же арестовали. Отдали под суд. И вот тут начались прения сторон, если их так можно назвать с большой натяжкой. Скорее уж получался диалог слепого с глухим…

Защищавший Засулич известный адвокат Александров показал себя по всей красе, разливался соловьем, проявляя, как бы это выразиться, чудеса словесной эквилибристики…

Прокурор обвиняет Веру Засулич в убийстве с заранее обдуманным намерением? Но ведь Трепов остался жив! Вот если бы он умер, это можно было бы назвать убийством, но генерал только ранен, о каком же покушении на убийство может идти речь?

Почему подзащитная стреляла не в грудь – в спину? Потому что «чувствовала некоторое смущение» (в спину, надо полагать, можно стрелять без всякого смущения. – А. Б. ). И вообще, прогремевший выстрел – «выражение протеста против действий генерала Трепова со стороны либеральной общественности».

Я ничего не преувеличиваю, не искажаю. Именно так говорилось. Речь Александрова вполне доступна, в последний раз переиздавалась в сборнике выступлений выдающихся русских юристов не так уж давно…

Далее, как и следовало ожидать, идет напор на эмоции и неприкрытое выжимание слез из глаз присяжных, «совести народа».

«Она была и осталась беззаветной рабой той идеи, во имя которой подняла она кровавое оружие… В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести – женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею…»

Присутствующий здесь же либеральный журналист не отстает, черкая в блокноте: «Головка ее упала на сложенные на пюпитре руки, и, пряча лицо в скомканном платке, старается девушка заглушить и скрыть свои рыдания, но худенькие вздрагивающие плечи ее рыдают. Слышатся всхлипывания и кое-где в зале. Я тоже вытираю набегающие на глаза слезы, оглядываюсь назад на ряды публики и вижу такие же слезы на глазах у многих…»

Такое вот всеобщее хлюпанье. А где-то на больничной койке лежит человек, раненный пулей винтовочного калибра, виновный только в том, что по-службистски старался выполнять предписания…

Между прочим «восторженной, мечтательной девушке», как старательно ее позиционировал адвокат Александров, к тому времени стукнуло двадцать девять годочков. По тогдашним меркам – не пылкая молодость, а достаточно солидный возраст. Ровесницы Засулич в такие годы уже не просто были замужем – обычно имели по несколько детей.

Но главное в другом. У Засулич к тому времени имелся нешуточный стаж революционного подполья – двенадцать лет. Два года провела в тюрьмах, несколько лет в ссылке. Была одной из ближайших сподвижниц Сергея Нечаева – пожалуй, самой жуткой фигуры подполья XIX века. По моему глубокому убеждению, составленный им «Катехизис революционера» (пересказывать не буду, он достаточно известен) вполне можно ставить на второе место сразу после «Майн Кампф» Гитлера.