Рут Гудман - Как жить в Викторианскую эпоху. Повседневная реальность в Англии ХIX века

Телесные наказания были широко распространены во всех викторианских образовательных учреждениях: и в закрытых средних школах, где обучались дети из богатых семей, и в бесплатных заведениях для малоимущих. В домашних школах царила в целом более благожелательная атмосфера, и возможно, поэтому некоторые родители выбирали именно их. Но большинство взрослых считало, что ребенка невозможно ничему научить без физической дисциплины — с XVI века в общественном сознании укрепилась мысль, что мальчикам необходимо «вкладывать ума через задние ворота». Более гуманный подход, состоявший в пробуждении у детей интереса к предмету и устном неодобрении нежелательного поведения, разделяли очень немногие. Дополнительные условия для телесных наказаний создавали переполненные классы и нередко молодость учителей и отсутствие у них достаточной квалификации. Как иначе шестнадцатилетний юноша мог поддерживать порядок в классе, где сидели 60 или 70 десятилетних детей?

Считалось, что телесные наказания не только укрепляют власть учителя, но и способствуют концентрации внимания. Многие учителя твердо верили, что ребенок делает ошибки просто потому, что недостаточно старается или невнимательно слушает инструкции. Одного за другим детей избивали за орфографические и грамматические ошибки, неправильно решенные задачи и плохой почерк. Считалось, что избиение, особенно в публичной обстановке, способствует соблюдению тишины, приучает детей смотреть в нужном направлении, садиться и вставать, когда велят. Наказания вынуждали ребенка ловить каждое слово учителя.

Аккуратность и послушание были очень востребованными и ценными качествами отчасти потому, что из учеников, способных точно следовать инструкциям и выполнять не отвлекаясь множество одинаковых упражнений, выходили хорошие фабричные работники. Во многих школах, особенно ближе к концу века, порядки и обстановка походили на фабричные, и это было не случайно. Школа должна была стать тренировочной площадкой для жизни, в которой существовала жесткая иерархия со строгими правилами и установками. Четкое подчинение вышестоящим требовалось от каждого, начиная с горничной и заканчивая конторским служащим. Телесные наказания в школе позволяли любому, кто хоть немного отступал от правил, получить запоминающийся урок. Тем самым они готовили детей к реальному миру.

Если дело не доходило до телесных наказаний, их могли заменять унизительные публичные ритуалы. На ребенка могли надеть позорный колпак или поставить в угол, некоторых ставили на стул перед всей школой, на шею часто вешали доску, где мелом было написано, в чем ребенок провинился. Некоторые учителя прибегали к еще более жестоким методам. В одной школе виновный должен был стоять, пока весь остальной класс пел: «Посмотрите на тупицу, который не выучил свой урок». Другие учителя требовали, чтобы школьник принимал определенные, предполагающие напряжение позы, — например, в течение продолжительного времени стоял, держа в вытянутых руках книгу или другой предмет. Порка тростью, кожаным ремнем и деревянной линейкой также часто принимала форму публичного унижения и сопровождалась ритуальным поведением — например, от жертвы требовали поцеловать розгу, чтобы усилить страх перед наказанием и придать ему более глубокий смысл.

В 1862 году Комитет по образованию, созданный среди прочего и для того, чтобы контролировать гранты, которые правительство теперь выделяло школам, ввел систему оплаты по результатам. Роберт Лоу, стоявший во главе этой реформы, обещал, что его система позволит получить либо дешевое образование, либо эффективное образование — но не разом. С этих пор школы, которые не доводили учеников до установленного уровня успеваемости, получали меньше денег от правительства (дешевый вариант), а школы, которым это удавалось, получали вознаграждение в виде дополнительной финансовой поддержки (эффективный вариант). Раз в год все школы, получавшие гранты, проходили проверку, в ходе которой каждый ученик должен был сдать экзамены по чтению, письму и арифметике. Был установлен ряд общих для всей страны требований для детей разного возраста. Это радикальным образом изменило приоритеты в сфере официального образования. Раньше у учителя мог появиться соблазн уделять все внимание горстке мотивированных учеников, которые регулярно посещали занятия и хорошо чувствовали себя в школьной обстановке. На незаинтересованных учеников, прогульщиков и тех, кто с трудом приспосабливался к жесткому режиму, можно было закрывать глаза. Но теперь, когда школьное финансирование оказалось тесно связано с результативностью обучения, учителя были вынуждены игнорировать более способных и послушных учеников и вместо этого подтягивать весь класс до базового уровня успеваемости, которого требовала инспекция. Воодушевленное преподавание принесли в жертву незначительному повышению среднего уровня грамотности.

Несмотря на огромную распространенность домашних, национальных и британских школ в середине XIX века, в них учились не все. Школы взимали плату за обучение, пусть и небольшую, и потому были недоступными для беднейших слоев населения. Отчасти этот пробел восполняли школы в работных домах, где подопечных обучали основам грамотности и ремесла. Но образовательные стандарты в таких школах были низкими, а методы обучения — что в целом характерно для этих заведений — насильственными. В 1868 году один инспектор обнаружил, что школу при работном доме возглавляет тринадцатилетняя дочь управляющего. В другой приютской школе, как выяснилось, ни один ребенок не умел читать — вместо этого их научили произносить наизусть несколько предложений, держа книги в руках. Обман выдало то, что многие дети неосознанно держали книги вверх ногами. Кое-где дела обстояли еще хуже: человек, посланный занять место учителя в работном доме в Дептфорде, обнаружил, что ему предстоит заменить двух неграмотных матросов, которые долгие годы занимали эту должность до него, и все это время заботились только о том, чтобы дети вели себя тихо. Аналогичная история произошла в работном доме в Уолкотте в 1830-х годах: посетивший заведение священник сообщил, что его привели в комнату, где 30 маленьких детей стояли вокруг мужчины с кнутом в руке. В помещении не было ни грифельных досок, ни книг.

— Вы школьный учитель? — спросил он.

— Да, — был ответ.

— Чему вы учите детей?

— Ничему.

— Тогда что они делают?

— Они ничего не делают.

— Но чем же вы занимаетесь?

— Я заставляю их молчать.

Постоянно всплывали истории о безжалостных порках в приютских школах. У всех школ были свои недостатки, но школы в работных домах отличались особенной жестокостью. В 1858 году миссис Эмма Шеппард подробно описала состояние девочки, которую так сильно избили за ошибки в правописании, что «когда с нее снимали рубашку, кожа со спины сошла вместе с тканью». Еще одна девочка, которую нашли плачущей, сообщила: «Миссис выпорола меня веревкой». Ее спина и руки были покрыты огромными красными рубцами. Журналист сэр Генри Мортон Стэнли (прославившийся тем, что встретил великого исследователя Африки словами «Доктор Ливингстон, я полагаю?») получил начальное образование в школе при работном доме в Сент-Асафе. Более 50 лет спустя он рассказал о двух ужасных порках, выделявшихся в череде постоянных затрещин: одна порка полагалась ему за то, что неправильно произнес имя Иосиф, другая — за то, что наелся ежевики. Он также писал, что как-то раз видел в морге покрытое синяками и порезами тело своего одноклассника. Тем не менее насилие и невзгоды не помешали ему получить достаточно знаний, чтобы сделать карьеру.