Иван Снегирёв - Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора

— И мы такие имеем, — снова перебил его Николай Павлович. — Погоди, дай с силами собраться — погоним врага, с божьей помощью, из земли русской! Крым наш есть и будет, мы его не отдадим.

— Крым, Крым… Нужен нам этот Крым, — проворчал Фёдор. — Я сам из вятской губернии, так мне этот Крым…

— Молчать! Да я тебя!.. — закричал Николай Павлович, однако новый приступ кашля не дал ему договорить.

— Нате вам ещё микстурки, — Фёдор налил микстуру в ложку из пузырька и заставил выпить Николая Павловича. — Больше ни слова не скажу, хоть убейте.

— …Орлов приехал? — одевшись, спросил Николай Павлович.

— Нету, когда он вовремя приезжал? Его сиятельство трудиться не любит, — ухмыльнулся Фёдор.

— Не рассуждай, вольтер какой выискался! — сказал Николай Павлович. — Устал я от тебя сегодня.

— Молчу уже, молчу! Вначале спрашивают, а потом кричат! — в сердцах ответил Фёдор. — Вот хотел доложить, что Бутурлин ждёт, так теперь и не знаю, докладывать ли.

— Ты просто несносен! — сморщился Николай Павлович. — Зови его.

Бутурлин подошёл к императору с учтивой улыбкой на лице.

— Прежде всего, позвольте сообщить, ваше величество, — сказал он, — что весь Петербург в восторге от последнего парада. Наши войска показали себя с наилучшей стороны, а государь был бесподобен, он сродни гомеровским героям — простите, ваше величество, я лишь пересказываю общее мнение. Дамы плачут, вспоминая, как вы были величественны на Марсовом поле; они с нетерпением ждут вашего появления на балу.

— Оставь свою лесть, Бутурлин, я этого не люблю, — прервал его Николай Павлович. — Ну, с кем ты познакомишь меня сегодня?

— Александра Бутурлина желала бы составить компанию вашему величеству. Юная чаровница этой зимой впервые выезжает в свет, но уже покорила многие сердца; её же сердце всецело принадлежит вам, — сказал Бутурлин.

— Александра Бутурлина? — переспросил Николай Павлович. — Она родственница твоя?

— Двоюродная племянница. Росла на моих глазах — чиста, невинна, отлично воспитана, красива, как Афродита. А вы — её кумир: портрет ваш повесила в своей спальне, прямо у постели, — хохотнул Бутурлин, прикрыв рот рукой.

— Других, значит, не нашлось? Только племянница твоя согласилась? — мрачно заметил Николай Павлович.

— Да что вы, ваше величество! Сколько угодно найдётся; просто она меня так упрашивала, что не мог отказать! — воскликнул Бутурлин.

Николай Павлович вздохнул:

— Пусть будет Бутурлина… Иди, больше мне от тебя ничего не нужно.

Бутурлин удивлённо взглянул на него, попятился к дверям и с поклоном удалился.

— Его сиятельство граф Алексей Фёдорович Орлов прибыли с докладом! — громко на всю комнату объявил Фёдор, едва за Бутурлиным закрылись двери.

— Кричи громче, а то тебя на улице не слышно, — с раздражением отозвался Николай Павлович. — Пусть войдёт.

Чеканя шаг, Орлов подошёл к императору, но слегка пошатнулся, отдавая честь.

— Ты пил? — подозрительно спросил Николай Павлович. — Знаешь ведь, что я пьяных не терплю, особенно на службе.

— Всего одну рюмку; знобит, врачи посоветовали, — ответил Орлов, густо дыхнув на императора запахом водки.

— От одной рюмки такого амбре не было бы, — возразил Николай Павлович. — Для храбрости, что ли, принял? Неужели всё так плохо?.. Докладывай, я слушаю.

— Прежде всего, следует заметить, что противник превосходит нас по вооружению, — начал Орлов, стараясь не дышать на Николая Павловича. — Как вы знаете, основное стрелковое оружие нашей пехоты — гладкоствольное ружьё образца 1845 года, которое по дальности стрельбы значительно уступает английской винтовке Энфильд и французскому штуцеру Тувена. Англичане и французы из своих винтовок издалека уничтожают и нашу пехоту и наши артиллерийские расчёты: пули противника поражают на 1200 шагов, в то время как пули из наших гладкоствольных ружей летят на 300 шагов, а из орудий — самое большое на 500 шагов.

— У нас есть нарезные ружья и пушки, — сказал Николай Павлович, — но мы держим их наготове на западных границах на случай наступления европейской коалиции через Польшу, Пруссию и Австрию. Ох уж мне эти австрийцы, — сколько мы им помогали, спасли от революции в 1849 году, а они отплатили чёрной неблагодарностью! Ну да что рассказывать: ты сам ездил в прошлом году в Австрию заключать союзный договор и вернулся ни с чем… Но меня не интересует сейчас состояние нашего вооружения, я об этом прекрасно осведомлен — докладывай о нуждах Крымской армии.

— Слушаюсь, — отвечал Орлов и стал зачитывать: — Вот справка о снабжении армии. «Снабжение крымской армии производится теми же способами и средствами, как снабжение армии в 1812 году, поскольку железной дороги, ведущей в Крым, нет. Количество требующихся подвод, перевозочных средств, количество волов и лошадей громадно и несоразмерно тому количеству запасов, которые должны доставляться. Под тяжестью гужевой повинности южные наши губернии изнемогают и разоряются, а армия терпит во всём недостаток. Беспорядки усиливаются страшным воровством и всякими злоупотреблениями, которые сильно увеличивают неизбежные государственные расходы».

А вот приватное и строго секретное донесение от главнокомандующего нашими войсками в Крыму князя Меншикова: «Солдаты либо часто недоедают, либо отравляются заведомо негодными припасами. Из доставленных нам сухарей одна партия положительно никуда не годится. Недавно, возвращаясь по линии резервов, мы застали ужинавших солдат: они черпали из манерок какую-то жидкость, похожую на кофе, вылавливая в ней кусочки, черные, как угольки. Я отведал эту пищу и увидел, что это был не кофе, а вода, окрашенная сухарями последней приёмки. Определить вкус этой жидкости было невозможно, она пахла гнилью и драла горло.

Я спросил интенданта, что это за гадость нам поставляют. Он ответил: «Ничего, съедят! Чем солдат голоднее, тем он злее; нам того и нужно: лучше будет драться».

Деньги, отпускающиеся нам, разворовываются по дороге, а то, что доходит до армии, получается с огромным опозданием. Я собирался наказать взяточников и воров, но это решительно невозможно, потому что им несть числа и, к тому же, они имеют высокопоставленных покровителей в Петербурге».

К этому могу от себя присовокупить, — сказал Орлов, — что, как следует из донесений наших агентов, находящихся на театре военных действий, по многим видам снабжения поставки выполняются едва ли на треть: в армии не хватает боеприпасов, в том числе ядер, пороха и пуль; большая нужда в обуви — солдаты зимой ходят разутыми, а сапоги, которые им поставляются, часто гнилые и разваливаются при первой же сырости; бывали случаи поставки сапог с картонными подошвами.