Агостино Паравичини Бальяни - Тело Папы

11 июля 1590 года, узнав о смерти Сикста V, евреи, торговавшие по средам на площади Навона, поспешно собрали товары и бежали, боясь погромов [461].

Итак, источники XV–XVI вв., повествующие о реалиях своего времени, часто говорят о кражах и грабежах, которые, насколько мы можем судить, затронули римские дворцы, принадлежавшие знатным семьям, связанным с курией, но не Апостольский дворец. И в этом описанные события совпадают с церемониалами: Агостино Патрици Пикколомини (1484–1492) предписывает, что кардиналы должны пресечь всякое волнение, «если смерть папы наступит в Риме», но ничего не говорит об охране дворца [462].

История грабежей в Риме, связанных со смертью папы, подводит нас к нескольким общим соображениям, которые стоит еще раз напомнить.

1. Грабя дворец, римляне претворяли в обряд идею, согласно которой «папское добро» принадлежало им и, следовательно, должно было к ним вернуться по смерти понтифика. Вспомним, что на той же концепции основывался обряд вхождения во владение Латераном: сидя на троне в прахе, новоизбранный папа бросал три пригоршни монет римлянам, восклицая: «Это серебро и это золото даны мне не для утех, что имею, отдам тебе ».

2. Папство начало бороться с грабежом до Григорианской реформы, впервые – в 885 году. Эта дата заслуживает внимания. Конечно, настоящая рефлексия о разделении личности и института зафиксирована в римских текстах позже, лишь при Льве IX. Защищать «папское добро» означало то же, что сказать: папа умирает, но Церковь вечна. В письме о событиях в Озимо, папа четко противопоставил разграблению епископского дворца мысль о Христе как «бессмертном женихе Церкви», «вечном первосвященнике» [463]. Это подсказывает, что защита дворца хронологически и стала первым институциональным контекстом, в котором сознательно решено было провести четкое различие между физической бренностью папы и вечностью папства.

3. Такая вековая борьба принесла плоды в XIII–XIV веках. Способствовал этому ряд внешних обстоятельств, например то, с какой частотой папы XIII столетия избирались и умирали вне Рима. Затянувшееся пребывание папства в Авиньоне (1308–1378) не могло не помешать распространению традиционного ограбления, потому что его спонтанность и напор некоторым образом зависели от физического нахождения усопшего папы в Риме.

4. Однако главной помехой для пагубного обычая стало утверждение папского универсализма, в XIII веке ставшего реальностью политической, а не только экклезиологической. Уже Петр Дамиани предупреждал, что смерть папы – «страшный момент» для всего христианского мира. Начиная с Григорианской реформы смерть папы занимала вселенскую Церковь. Мог ли римский народ претендовать на то, чтобы прибрать к рукам добро, принадлежавшее не только епископу Рима, но вселенской Церкви?

5. В первые десятилетия XIII века папству удалось не только отстоять дворец, но и заставить императоров отказаться от права забирать имущество клириков [464]. Победа папства в вопросе об этом «праве на отчуждение имущества», ius spolii, демонстрация «полноты власти», plenitudo potestatis, совпало с распространением в курии практики завещаний [465]. Самое раннее «разрешение на составление завещания», licentia testandi, выданное папой куриальному прелату, кардиналу Петру из Пьяченцы, это письмо Целестина III (1191–1198) [466]. Доктрина, лежащая в основе licentia testandi, зиждется на идее, что часть имущества покойного прелата принадлежит Церкви. И эта мысль касалась, естественно, и папы.

Один общий элемент объединяет усилия папства по охране дворца от народных грабежей, притязания в сфере права на отчуждение имущества и куриальную практику завещаний: смерть куриального прелата и, тем более, папы, должна протекать под контролем Римской Церкви, с уважением к обеим сферам – частной и институциональной, «надличностной».

Лев IX пожелал ждать смерти в базилике Св. Петра, лежа на собственной кровати. В то же утро он приказал принести туда свой мраморный саркофаг [467]. Несколько десятилетий спустя автор жизнеописания Пасхалия II († 1118) информирует нас, что останки папы перед торжественным погребением и переносом в Латеранскую базилику бальзамировали и облачили в священные одеяния, согласно указаниям чина , ordo [468]. Жизнеописание его предшественника, Урбана II (1088–1099), останавливается на погребении очень кратко, но детали важны: «тело его из-за происков врагов через Трастевере принесли в церковь Св. Петра, следуя традиции, и там с почестями похоронили» [469]. Жизнеописание преемника Пасхалия II, Гонория II (1124–1230), четко указывает на древность римского чина, определяющего почести, воздаваемые останкам усопшего понтифика [470]. То же относится к «Папской книге» в редакции Петра Гульельмо (1142), которая завершается как раз на Гонории II: здесь дважды указывается на несоблюдение погребального папского ритуала [471]. Недовольство автора, описывающего события, выразилось в обстоятельной критике попранного церемониала: останки папы «на руках мирян» унесли из Латерана в монастырь Свв. Андрея и Григория, тело было облачено в штаны и простую рубаху, гроб ничем не покрыт. Нигде больше в «Папской книге» не найти такого четкого указания на погребальное богослужение и на останки понтифика, названные здесь термином gleba, «прах» [472]. Повествование строится на игре слов «предназначенный к переносу» и «перенесенный», deportanda и deportata. Весь рассказ призван подчеркнуть существование и актуальность похоронного церемониала, использовавшегося исключительно при смерти папы. Жизнеописания Пасхалия II и Гонория II говорят о чине, предполагавшем бальзамирование и облачение праха, а также торжественное участие «отцов», то есть кардиналов. Это немаловажно, потому что обычно «Папская книга» указывала лишь место погребения [473].

В «Папской книге» Бозона, камерария при Адриане IV (1154–1159) и Александре III (1159–1181), о папских погребальных церемониях говорится четко и систематически, как о чем-то само собой разумеющемся. Это не оставляет сомнений в том, что во второй половине XII века особый папский похоронный церемониал стал традицией [474]. Важно и то, что череда этих свидетельств начинается с жизнеописания Льва IX, первого реформатора среди понтификов XI века [475].

Все это подтверждает, что на рубеже XI–XII вв. долгий путь был преодолен быстро, за несколько десятилетий. «Папская книга» позволяет нам увидеть его следы, сначала кратким упоминанием «торжественного» погребения Урбана II, затем четким указанием на существование чина , а также описанием некоторых важных элементов (нового) церемониала. Необходимость продемонстрировать погребение папы с помощью подобающих ему почестей привела к тому, что ценить стали не только могилу, но и останки.