Дмитрий Гаврилов - Олег Вещий – Орвар-Одд. Путь восхождения [litres]

Идея о союзе Симеона и Олега Вещего была озвучена почти два века назад, мы здесь, как говорится, не изобретаем велосипеда:

«Греки радовались, успевъ возставить противъ него (Симеона. – Авт. ) орды Угровъ, явившіяся тогда съ береговъ Днепра; но Симеонъ, разбитый въ одномъ сраженіи, разсеялъ Угровъ въ другой битве, опустошилъ Сербію, и на берегахъ Ахелоя разбивъ Греческія войска, заставилъ трепетать Царьградъ. Въ это время и Олегъ могъ быть побужденъ Сімеоном къ войне на Грековъ; по крайней мере, могъ надеяться успеха, поддерживаемый Булгарскою силою. Такъ два отважные (такое склонение употреблено в оригинале. – Авт. ) врага стали грозить Царьграду съ суши и съ моря: Симеонъ и Олегъ» (Исторiя русскаго народа, 1829, с. 115–116).

Впрочем, и этот источник отрицает грандиозность похода, считая, и не без оснований, что собрать восьмидесятитысячное войско, сидевшее на 2000 лодей, Олегу было просто негде. Войско русов оценивается им в 8000 человек, сидящих на 200 лодьях.

И даже эти числа представляются нам оптимистичными, поскольку предполагают, что на каждой лодье находилось не менее сорока воинов, они же и гребцы. Чтобы собрать даже такое войско в конце IX века из русов и славян, нужно было сильно постараться. Не случайно и древнерусские летописцы свидетельствуют о союзном характере Олеговой рати, куда были привлечены даже чудь и меря. От тех или иных племён едва ли приходили целые тысячи, быть может, только по нескольку сотен воинов, искателей приключений и поживы. Население самого крупного на тот момент города Новгородской Руси, Ладоги, едва ли составляло 2 тысяч человек, хотя археологи датируют остатки древнейших из найденных на нынешний момент деревянных построек 750-ми годами(Носов, 2012, с. 92—121; см. также Носов, 1999).

К югу от Приильменья численность населения по городам (Полоцк, Смоленск, Чернигов…) и весям могла незначительно расти, но и в самом Киеве (с его окрестностями), расположенном в 890-х годах на каком-то десятке гектаров, проживало максимум от 10 до 15 тысяч неоднородного в этническом плане народа, то есть отнюдь не одни поляне. Рост населения произойдёт позже, когда наравне с веками бытовавшей подсечно-огневой формой земледелия распространение получит пашенное хозяйствование. Но даже и два века спустя население Новгорода приблизится лишь где-то к 30 тысячам, а Киева – к 50 тысячам человек.

Впрочем, десяток гектаров по тем временам немало. Псков вместе с посадами, например, достигнет таких размеров лишь в XI веке, а Изборск в X веке умещался на площади и вовсе менее 1 га (Лопатин, 2012, с. 136).

Шесть или даже восемь тысяч воинов – это, конечно, не то число, что само по себе было способно испугать ромеев, схоронившихся за крепкими стенами. И втрое меньшим гарнизоном им удалось бы отразить приступ. Однако жестокое умение, с которым Олеговы воины стали разорять окрестности Византийской столицы, и разные ухищрения сыграли свою роль. А у страха, как говорят, глаза велики. Здесь мы вновь (см. выше: Халанский, 1902, с. 292–293) сталкиваемся с разными хитроумными приспособлениями Олега, кроме тех, что упомянуты в летописях:

«Олегъ вытащилъ корабли свои на берегъ, подделалъ подъ нихъ колеса, распусшилъ парусы, и ветеръ покатилъ корабли его по сухому пути. Ужасая Грековъ, онъ наделалъ бумажныхъ, позлащенныхъ змеевъ, коней, людей, и пустилъ ихъ по воздуху.Испуганные Греки просили мира, и выслали съестныхъ припасовъ и вина: всё это было отравлено; Олегъ увиделъ ухищреніе и отвергъ подарки» (Исторiя русскаго народа, 1829, с. 117–118).

Кроме того, не будем забывать о союзных русам болгарах, которые могли отвлечь на себя существенные силы Византии.

Таким образом, ключевые даты этого периода могут быть выстроены в следующем порядке: 893 или 894 год – появление Одда-Олега в Киеве и собирание славянских сил с перспективой освобождения от хазар и мести венграм, 895 год – война дунайских болгар, печенегов и русов с венграми, 896 год – изгнание венгров за Карпаты и совместный поход союзников на Константинополь во главе с Симеоном Великим и Оддом-Олегом. Разгром ромеев в битве при Болгарофигоне, после которого союзники смогли подступить к городу ещё и с суши и обложили Империю данью.

Знаменитый отечественный учёный, специалист по древнерусской литературе В.М. Истрин, рассматривая ещё в 1920-х годах договоры русских с греками Х века, пришёл к тому же немаловажному для понимания времён Вещего Олега выводу, что и не менее знаменитый русский учёный С.А. Гедеонов. По крайней мере, первый договор Олега был составлен изначально на болгарском языке и в распоряжении древнерусского составителя Начальной летописи был в первую очередь болгарский, а не греческий текст договоров (экземпляров, шедших от Руси к грекам) (Истрин, 1924). Впрочем, Истрин связывает наличие данного текста с деятельностью болгарских просветителей Древней Руси более позднего времени, чем Олегово. Но спрашивается: откуда в таком случае «болгарский кружок» получил оригинальный текст? Нельзя ли допустить, что в 896 году среди русов попросту не нашлось способного записать соглашение «руськими письменами» и потому пришлось прибегнуть к помощи грамотных болгар? Это может косвенным образом также свидетельствовать о тесных союзнических отношениях Симеона Великого и Олега Вещего.

Олег прибивает щит свой к вратам Царьграда.

Эскиз художника Ф.А. Бруни, 1839 год

В свете сказанного ранее логично упоминание в летописном втором Олеговом договоре 912 года о «долголетней дружбе» русов с ромеями. Всё-таки с момента знаменитого похода и заключения первого, под стенами Цареграда, договора минуло в таком случае 15–16 лет, а это существенный срок!

Все эти годы, с 896-го по 912-й, надо думать, «щит мира» красовался над вратами самого Цареграда, символизируя покровительство от лица северных варваров.

Кстати, давно и не нами отмечено, что «рассказ летописи о повешении щита напоминает эпизод из истории войн Византии с Болгарией в начале IX в., когда болгарский хан Крум в 813 г. потребовал водрузить свое копье на золотых воротах Константинополя» (Левченко, 1952). Но если щитом прикрывают от удара, то копьё несёт совершенно иную символику. Когда говорят «взять на копьё», то ни о каком мире и покровительстве речи быть не может.

В 1575 году круглый (то есть скандинавский) «щит Олега Вещего», или, скорее, изображение с него, снятое в память о событиях минувших веков, ещё можно было видеть над Галатскими вратами Константинополя! Если даже это не совсем то изображение, уважаемый очевидец мигом припомнил обстоятельства помещения там предыдущего щита: