Дмитрий Гаврилов - Олег Вещий – Орвар-Одд. Путь восхождения [litres]

Едва ли речь могла идти о каких-то переговорах с Эйриком, который хоть и был значительно моложе Одда, наверняка в свои двадцать восемь он уже показывал звериный, необузданный нрав. Скорее всего, Одд не раз приставал к берегу, соблазняя молодых соплеменников перспективами, открывающимися перед ними на Руси, но нигде не останавливался так долго, как в Хравнисте.

Вещий Олег. Худ К.Рудаков. 1951 год

Сопровождали Одда с высокой долей вероятности тоже его соплеменники, которым и самим было сподручно побывать на далёкой родине за княжеский счёт, да и в «рекламной акции» Одда они были бы полезными рассказчиками и свидетелями, которые в свою очередь могли заманить на службу к Одду – в Ладогу и Киев – собственных младших родичей.

Сам Одд был рождён всё-таки на юго-западном побережье Норвегии, выходит, что он проплывал мимо своего места рождения дважды, и на обратном пути решил заглянуть «на хутор Беруръёдр, который оказался заброшенным и разорённым местом».

Там он и обрёл покой.

Поскольку весть о смерти Одда в Норвегии достигла Силкисив, а его внуки и племянники Игоря/Ингвара/Херрауда Младшего попали-таки на Русь, мы не допускаем мысли об иносказании, укусе змеи как предательстве.

Но из-за моря Одд, он же Олег Вещий, уже не вернулся.

В саге, умирая, Одд вспоминает висой всю свою жизнь, подводя итог приключениям, доселе изложенным в прозе. Приведём лишь заключительные строфы этой длинной висы в переводе Н. Топчий и Т. Ермолаева:

Когда песня кончилась, Одда охватила слабость, и они отвели его туда, где была готова каменная гробница.

Тогда Одд сказал:

– Теперь подтвердится всё, что говорила мне вёльва. Сейчас я лягу в гробницу и умру там. Затем разведите вокруг огонь и сожгите всё.

Потом он улёгся в каменную гробницу и сказал:

– Теперь передайте мой привет домой Силькисив и нашим сыновьям и друзьям.

После этого Одд умер. Тогда они развели огонь, и сожгли всё, и не уходили, пока всё не сгорело. Как рассказывают многие люди, рост Одда был двенадцать локтей, потому что гробница внутри была такого размера… (http: //norroen.info/src/forn/orvarodd/ru2.html).

И далее уже приведённый нами выше перевод, когда мы рассказывали о дочери Одда, о возвращении вестников смерти конунга в Гардарики к Силькисив, Асмунду и Херрауду.

Под Ладогой же, когда туда добрались те, кто сопровождал Олега-Одда, в память о нём насыпали курган-кенотаф и справляли там несколько поколений тризну. Такого же рода поминальные действия могли совершаться и в Киеве, но отнюдь не на физической могиле великого князя, как мы показали. Поэтому к числу надуманных отнесём мнения вроде этого: «Ставшего жертвой гнева Змея Олега киевляне, покорные воле бога Велеса, отправили в “локус Змея” как владыки гор, – погребли на Щековице, т. е. “змеиной горе” (ср. глагол щекотати — “шипеть по-змеиному”)» (Лисюченко, 2009, с. 199).

Олег Вещий. С картины В.М. Васнецова

С тем же успехом можно искать гнев владельца Слейпнира бога Одина на короля Эйрика, убитого копытом собственного коня (см. Приложение 5).

Ещё в августе 912 года в том же Киеве великий князь Олег Вещий приносил клятвы при «подписании» со своей стороны договора с ромеями именем Велеса, а после – в сентябре, в Цареграде и послы великого князя, клялись именем того Велеса, чьим эпическим внуком оказывается вещий Боян (« вѣщей Бояне, Велесовъ внуче»)!

« Боянъ бо вѣщій, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслію по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы, помняшеть бо речь първыхъ временъ усобіцѣ» (Слово о Плъку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: В 5 т. СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. Т. 1. А – В. 1995. С. 9—14).

И времени утратить своё явно угодное богу прозвище, как и прогневить его чем-то, у Олега не оставалось.

Слагатели старин воспели деяния усопшего властителя, и поэтический образ одного такого сказителя живописно представлен Николем Михайловичем Языковым в стихотворении «Олег» 1826 года:

Знаменитый сочинитель «Истории Российской» Николай Михайлович Карамзин (1766–1826) оставил нам такое заключение об Олеге Вещем:

«…Сей Герой, смиренный летами, хотел уже тишины и наслаждался всеобщим миром. Никто из соседей не дерзал прервать его спокойствия… Окруженный знаками побед и славы, Государь народов многочисленных, повелитель войска храброго мог казаться грозным и в самом усыплении старости. Он совершил на земле дело свое – и смерть его казалась потомству чудесною… Уважение к памяти великих мужей и любопытство знать все, что до них касается, благоприятствуют таким вымыслам и сообщают их отдаленным потомкам. Можем верить и не верить, что Олег в самом деле был ужален змеею на могиле любимого коня его, но мнимое пророчество волхвов или кудесников есть явная народная басня, достойная замечания по своей древности. Гораздо важнее и достовернее то, что Летописец повествует о следствиях кончины Олеговой: народ стенал и проливал слезы. Что можно сказать сильнее и разительнее в похвалу Государя умершего? Итак, Олег не только ужасал врагов, он был еще любим своими подданными. Воины могли оплакивать в нем смелого, искусного предводителя, а народ защитника. Присоединив к Державе своей лучшие, богатейшие страны нынешней России, сей Князь был истинным основателем её величия… Мудростию Правителя цветут Государства образованные; но только сильная рука Героя основывает великие Империи и служит им надежною опорою в их опасной новости. Древняя Россия славится не одним героем: никто из них не мог сравняться с Олегом в завоеваниях, которые утвердили её бытие могущественное».