Сергей Нечаев - Серый кардинал Наполеона. Жан-Жак-Режи де Камбасерес

Этот сенатский указ и стал имперской конституцией, и эта конституция должна была быть подвергнута плебисциту, но Наполеону уже в тот же день был поднесен титул императора французов (не Франции, как пишут во многих источниках, а именно французов). Наполеон, как и следовало ожидать, от него не отказался.

Желая сохранить свое положение второго человека в государстве, Камбасерес предложил оставить при особе императора двух консулов, как это было в Римской империи.

Но эта идея была решительно отвергнута Фуше. Он заявил:

— Не стоит слишком сожалеть о тех, кто что-то потеряет при новой организации. Самое важное состоит в том, чтобы не оставить никаких следов того обесцененного режима, каким стала республика.

На это Камбасерес ответил:

— Те, кто потеряют что-то при новом режиме, смогут утешиться тем, что унесут с собой то, что не всегда уносят при оставлении своего поста. Я имею в виду уважение общества.

Этот намек на Фуше и на его первый выход из министерства заставил Наполеона улыбнуться, но он положил конец прениям, сделавшимися невыносимыми. Второй и третий консулы не были более приглашаемы на заседания комиссии.

Жорж Руже. Камбасерес передает Наполеону Бонапарту указ, провозглашающий его императором французов

Тут следует отметить, что для любой политической перемены необходимы люди, которые были бы орудиями осуществления идей. И Фуше в данном случае был лишь орудием. Наполеон хотел взойти на трон. Здесь все сводится к обычному человеческому честолюбию, и в этом нет преступления. Но умам, все ясно видящим, казалось опасным это честолюбие, беспрерывно возбуждаемое и беспрерывно удовлетворяемое. Наполеон же, готовясь овладеть абсолютной властью, не принадлежащей ему по праву, был отважен, но и охвачен беспокойством. В подобном положении невольная стыдливость овладевает даже самым великим честолюбием, и человек не дерзает сознаться во всем, чего желает. Первый консул, очень мало говоривший о государственных делах со своими братьями, имел в них тех, кто не менее его самого желал сделаться принцами. А почему нет? Братья первого консула с презрением смотрели на пожизненное консульство. Люсьена уже не было во Франции, а Жозеф готовился оставить Париж. Люсьен в 1794 году женился на дочери трактирщика Кристине Буайе, и этот брак очень мало согласовывался с нынешним положением семейства Бонапартов. Рассорившись по этому поводу с первым консулом, Люсьен удалился в Рим, разыгрывая роль изгнанника. Мадам Летиция Бонапарт, делая вид, что помнит о своем скромном происхождении, таила в себе некоторые из страстей императрицы-матери, но при этом постоянно демонстрировала, что оказывает явное предпочтение своему сыну Люсьену: она последовала за ним в Рим. Жозеф тоже был недоволен — даже трудно себе представить чем.

Что же касается Камбасереса, то он в эпоху пожизненного консульства безмолвствовал. Безмолвствовал по двум соображениям: одно из них было хорошо, другое — дурно. Хорошее соображение состояло в том, что он, по своей редкой предусмотрительности, страшился необузданности беспредельного честолюбия. Он слышал, как поговаривали о Галльской империи и империи Карла Великого, и трепетал при мысли, что прочное величие с таким трудом достигнутого мира будет принесено в жертву «гигантским предприятиям», вследствие возведения генерала Бонапарта на императорский трон. Дурное соображение происходило от нарушения его личного интереса, потому что отныне он дожжен был быть отделен от первого консула высотой трона и сделаться из соучастника в верховной власти простым подданным будущего монарха.

При этом Наполеон прекрасно понимал, что без Камбасереса ему не обойтись, и он, по словам Адольфа Тьера, «попытался притянуть его к новой монархии».

Он вызвал Камбасереса к себе в Сен-Клу и объявил ему о том, что готов сделать «компенсацию».

В результате было сделано предложение, от которого не отказываются.

Наполеон взял Камбасереса под руку и сказал:

— Я всегда был и буду окружен лживыми и корыстными советчиками. Вы единственный обладаете достаточными здравым смыслом и искренностью, чтобы говорить мне правду. Поэтому я хочу еще больше приблизить вас к своей персоне.

Гражданский кодекс был принят, как мы уже говорили, 21 марта 1804 года, и в этом же году Наполеон был провозглашен императором французов с правом наследования.

18 мая 1804 года Сенат издал указ, который начинался фразой: «Управление республикой вверяется императору». Этим актом Франция превратилась в империю с Наполеоном Бонапартом во главе. Этим же документом были учреждены пять высших должностей Империи и назначены сановники, их занявшие: Великим электором стал старший брат Наполеона Жозеф Бонапарт; Великим канцлером — Жан-Жак-Режи де Камбасерес, верховным казначеем — Шарль-Франсуа Лебрён; коннетаблем — еще один брат Наполеона Луи Бонапарт; Великим адмиралом — муж сестры Наполеона Каролины Иоахим Мюрат.

Вышеназванные люди составляли, вместе с императором, Верховный совет империи. Наконец, в случае прекращения естественного и законного потомства, они могли избирать императора, и, в случае несовершеннолетия наследника престола, составлять Совет регентства.

Следует особо отметить, что Наполеон, желая вознаградить Камбасереса и Лебрёна, приравнял их к своим родным братьям, которые также были включены в число высших сановников. Камбасересу он написал:

Гражданин консул Камбасерес, ваш титул изменится, но ваши функции и мое доверие к вам останутся прежними. В высоком достоинстве архиканцлера Империи вы покажете, как и в должности консула, мудрость ваших советов и удивительные таланты, которые принесли вам столь важную роль во всем том хорошем, что я смог сделать. И мне нечего ожидать от вас, кроме продолжения того же отношения к государству и ко мне.

Эти хвалы были заслужены. Камбасерес, которому нечего было более желать и страшиться на таком высоком месте, должен был быть, и был действительно, самым чистосердечным, самым правдивым из советников нового императора, и один только имел на него влияние.

Но надо было дать официальный характер всем этим избраниям и главнейшему из них — делавшему из генерала республики наследственного монарха. И тут Камбасерес был совершенно незаменим.

Он почтительно обратился к Наполеону:

— Государь, любовь и признательность французского народа уже четыре года тому назад вверили Вашему Величеству бразды правления и право избирать преемника вашей власти. Сегодня объявляемое вам более высокое назначение есть лишь дань, которую нация платит своему собственному достоинству и ощущаемой ею потребности. В самом деле, может ли французский народ помыслить без восторга о счастье, которое он испытывает с тех пор, как Провидение внушило ему мысль ввериться вам? Войска были побеждены, финансы — в расстройстве, общественный кредит исчез, партии оспаривали друг у друга остатки нашего древнего величия, идеи религиозные и даже нравственные были помрачены, беспрестанная смена сановников лишила их должного уважения. И тут явились вы, Ваше Величество. Вы призвали снова победу под наши знамена, вы восстановили порядок и экономию в общественных расходах. Ваша мудрость умерила ярость партий, религия дождалась восстановления своих алтарей. Наконец, и это, без сомнения, величайшее из чудес, совершенных вашим гением, вы заставили этот народ, необузданный вследствие гражданских смут, полюбить и почтить власть, которой вы пользовались исключительно для его славы и спокойствия. Французский народ на продолжении столетий пользовался выгодами, сопряженными с наследственностью власти. Он выстрадал непродолжительный, но тяжкий опыт противоположной системы, и он возвращается к образу правления, сообразному с его духом. Он свободно пользуется своими правами, вручая Вашему Императорскому Величеству власть. Счастлива нация, которая после стольких смут находит посреди себя человека, способного укротить бурю страстей, примирить все интересы и соединить все голоса! Однако, по началам нашей конституции, должно повергнуть на утверждение народа часть декрета, касающуюся учреждения наследственной власти, а посему Сенат счел своим долгом всеподданнейше просить Ваше Императорское Величество изъявить свое согласие на это…