Сергей Нечаев - Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину

Анализируя этот текст, историк Ашилль Шеро пишет:

«Вот он, начертанный рукой мастера-современника, моральный портрет Гильотена; вот человек, которого немыслимая роковая судьба навеки приковала к машине разрушения!»

Мы отметили роль, которую Гильотен играл в Национальном собрании в связи с реформами в уголовной юриспруденции и Уголовном кодексе <���…> Но на этом не остановилась работа этого достойного депутата от Парижа, и если он не имел в своем послужном списке, как Мирабо, Верньо, Дантон и т. д., таких замечательных речей, которые поставили этих великих трибунов на первые места среди ораторов, если он и удовлетворился более скромной ролью, то он всегда был готов, когда это было нужно, либо предложить меры большой общественной пользы, либо использовать свой депутатский мандат для борьбы с анархией и гражданской войной.

Завершение политической карьеры доктора Гильотена было напрямую связано с концом Национального учредительного собрания (Assemblée nationale или Assemblée nationale constituante), которое самораспустилось на заседании 30 сентября 1791 года.

На следующий день в силу вступила Конституция 1791 года и стало действовать Законодательное собрание (Assemblée nationale législative), установленное этой самой Конституцией.

Учредительное собрание постановило, что ни один из его членов не мог быть избран в новое Законодательное собрание. Поэтому, когда 1 октября 1791 года новый орган собрался на заседание, он полностью состоял из неопытных людей <���…> Эта ошибка была равнозначна проигранной битве в войне за свободу Франции.

Этому собранию, состоявшему из одной палаты и включавшему в себя 745 членов, выбранных на два года, Конституция дала право издавать законы (с отсрочивающим вето короля). А еще Законодательное собрание могло утверждать или не утверждать налоги, определять количество сухопутных и морских сил, объявлять войну, ратифицировать мирные и коммерческие договоры и возбуждать перед верховным судом преследование против министров, которые сами не могли быть членами Законодательного собрания.

Считается, что Национальное учредительное собрание, как писал барон де Сталь, «заключало в себе выдающиеся таланты, крупные состояния, замечательные имена, и совокупностью этих качеств оно импонировало народу». В отличие от него, Законодательное собрание состояло из людей новых, не обладавших ни подготовкой, ни политическим опытом своих предшественников. Оно представляло собой «нечто вроде совета адвокатов, собравшихся из всех городов и деревень Франции».

Ha 500 членов Законодательного собрания едва ли насчитывалась сотня поземельных собственников; остальная часть собрания состояла из адвокатов и лиц, принадлежащих к различного рода ученым, артистическим или промышленным профессиям.

Самыми активными членами Законодательного собрания были так называемые жирондисты (girondins), получившие свое название от департамента Жиронда (с главным городом Бордо), избравшего в Законодательное собрание депутатами местных адвокатов Верньо, Гюаде, Жансонне и других, ставших первоначальным ядром партии. К ним скоро примкнули Бриссо, Кондорсе, Инар и другие.

В образе мыслей жирондистов главную роль играли чувства и фантазия. Читая мемуары жирондистов, можно увидеть, что все они зачитывались в детстве и юности Плутархом, увлекались его героями, мечтами о перенесении в современный мир античных добродетелей. Затем на смену явились великие писатели XVIII века Монтескьё, Вольтер и Руссо. Все эти пестрые идеи и идеалы, при склонности к мечтательности, развивались и складывались как-то отвлеченно, нередко при полном незнании реальной жизни. Быть может, это незнание жизни, в соединении с увлечением, свойственным юности, способствовало развитию нетерпимости, слепой приверженности принципам и презрительного отношения к фактам. «Эти господа, — замечал о жирондистах один из современников, — выказывали глубокое презрение к своим предшественникам, членам Учредительного собрания; они относились к ним как к людям недальнозорким, с предрассудками, которые не сумели воспользоваться обстоятельствами».

Впрочем, предшественники (включая и доктора Гильотена) тоже не слишком почитали «новых законодателей» и их взгляды на происходившие в стране события.

По сути, историей Законодательного собрания стала история его борьбы с королем Людовиком XVI. Законодательное собрание просуществовало почти год (с 1 октября 1791 года по 21 сентября 1792 года) и уступило свое место Национальному Конвенту.

Подчеркнем это еще раз: доктор Гильотен к Законодательному собранию и к тому, что с ним было связано, уже не имел никакого отношения.

А 2 апреля 1791 года не стало Мирабо. Не стало этого поистине загадочного человека.

Историк Томас Карлейль описывает его так:

«Во взгляде из-под нависших густых бровей и в рябом, покрытом шрамами, угреватом лице проглядывает природная несдержанность, распущенность — и горящий факел гениальности, подобный огню кометы, мерцающей среди темного хаоса. Это Габриэль-Оноре Рикетти де Мирабо, владыка мира, вождь людей, депутат от Экса!.. Да, читатель, таков типичный француз этой эпохи, так же как Вольтер был типичным французом предшествующей. Он француз по своим помыслам и делам, по своим добродетелям и порокам, может быть, больше француз, нежели кто-либо другой…»

Он родился в 1749 году на юге Франции, и в его жилах текла буйная южная кровь (род Рикетти в свое время бежал из Флоренции и поселился в Провансе). Следовательно, он был человеком вспыльчивым, неукротимым, резким.

За свою жизнь Габриэль-Оноре много где успел побывать и повидал всяких людей: он сидел в тюрьмах, помогал завоевать Корсику, дрался на дуэлях и впутывался в уличные драки. Он написал несколько политических эссе, эротические стихи в стиле древнегреческой поэтессы Сафо, книги о прусской монархии, о графе Калиостро, о снабжении Парижа водой. По словам Томаса Карлейля, «он умел сделать своими идеи и способности другого человека, более того, сделать его собой».

Доктор Гильотен восхищался им, понимая, что Мирабо обладает редким даром общительности и умеет заставить людей любить себя и работать на себя. Словом, это был прирожденный король!

Мирабо не признавал ни десяти заповедей, ни морального кодекса, ни каких бы то ни было окостеневших теорем, и он совершенно не страдал от избытка скромности.

Но вот историк Томас Карлейль не щадит его:

«Это огромное чадящее пламя, которое ни затоптать, ни погасить, и дым от которого окутает всю Францию. Теперь оно получило доступ к воздуху и разгорится, сжигая свое содержимое и всю свою атмосферу, и наполнит Францию буйным пламенем. Странная участь! Сорок лет тления, сопровождаемого вонючим дымом и испарениями, затем победа над ним — и вот, как вулкан, он взлетает к небесам и в течение двадцати трех блестящих месяцев извергает пламя и огненные расплавленные потоки, все, что есть в нем, служа маяком и дивным знамением для изумленной Европы, а затем падет безжизненным, охладевшим навеки!»