Сергей Нечаев - Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину

Не щадил его и Шатобриан, который был знаком с ним лично. Он писал:

«Мирабо будоражил общественное мнение с помощью двух рычагов: с одной стороны, он опирался на массы, защитником которых сделался, презирая их; с другой стороны, хотя он и предал свое сословие [4] Чтобы стать депутатом от третьего сословия, Мирабо, дворянин, бывавший при дворе и дороживший своим графским гербом, записался в торговцы сукном. , он сохранил его расположение в силу принадлежности к дворянской касте и общности интересов с нею».

Кончил граф де Мирабо плохо. Он говорил, что «нация — это стадо, которое пастухи с помощью верных собак ведут, куда хотят».

Очевидно, Мирабо считал себя одним из таких «пастухов». Но, как и все прочие яркие главари революции, он страшно заблуждался. И он, и все остальные служили лишь собачью службу: с помощью этих верных псов настоящие «пастухи» сгоняли стадо французского народа с его исторического пастбища. И когда Мирабо понял, что он не «пастух», а лишь собака, он возмутился, попытался сорваться с цепи. И как только настоящие «пастухи» заметили неверность этой их «собаки», они ее тут же безжалостно уничтожили.

До Гильотена доходили слухи о том, что за крупное вознаграждение и обязательство погасить его огромные долги Мирабо стал секретным агентом королевского двора. Марат, Робеспьер и некоторые другие революционные лидеры догадывались о двойной игре Мирабо и резко выступали против него. Однако до внезапной смерти последнего эта тайная сделка оставалась недоказанной, и он был похоронен с величайшими почестями. Лишь после свержения монархии 10 августа 1792 года были обнаружены документы, подтверждавшие измену Мирабо. В связи с этим его прах, первоначально помещенный в Пантеон, был выброшен оттуда и перенесен на кладбище для преступников в предместье Сен-Марсо.

По словам Шатобриана, «могила освободила Мирабо от клятв и укрыла от опасностей, которых он вряд ли смог бы избегнуть». Хотя укрыла ли? Когда Мирабо умер, врачи, как это обычно и бывает в подобных случаях, не сумели установить точный диагноз и причину смерти. Заметим, однако, что, когда Мирабо скончался, ему едва исполнилось сорок два года.

По всей видимости, под конец жизни Мирабо все же понял, как образно выразился Арчибальд Рамзей, «силу и сущность того демона, на взращивание которого он потратил столько энергии». Он был убран со сцены после того, как сыграл отведенную ему роль.

Во все последнее время Мирабо мрачно смотрел на вещи <���…> Мирабо уже не верил в счастливый исход. Его мрачное настроение довершалось сознанием, что он лично увлечен на путь, не только бесплодный, но и пагубный для его имени и его политической чести. Поэтому его собственное положение стало безнадежным.

В ноябре 1790 года Мирабо попробовал взять в свои руки министерство, чтобы направлять дела по собственному усмотрению. Но кто бы ему это позволил!

В результате самоуверенность Мирабо исчезла и уже не возвращалась.

Его состояние, расстроенное с давних пор, стало совсем безотрадным. Вечная нужда в деньгах была так же велика, как и его потребности.

Следя за новостями, Гильотен убеждал себя, что Мирабо не предал свои убеждения, не продался двору, не поступал и не говорил против совести, ради презренного металла. Но все-таки он принимал плату за свои услуги, и это было несмываемым пятном.

Мирабо выносил Прометееву пытку. Он чувствовал, что нет конца хаосу. Он видел, как глубже и глубже все погружается в бездну…

Из рук в руки стал переходить памфлет под названием «Государственная измена графа Мирабо разоблачена!»

Революционер хотел спасти монархию, найти компромисс между ней и происходящими в стране событиями. Он мечтал стать советником короля, пускай даже тайным. При этом он не видел ничего зазорного в том, чтобы его советы, по его мнению — бесценные, хорошо оплачивались.

Доктор Гильотен читал этот памфлет, и ему казалось, что такого не может быть. Тот, кто много сделал для отечества, кто не услаждался суетной известностью и пренебрегал мимолетным успехом дня ради истинной славы, тот не должен обращать внимание на суд изменчивой толпы.

Для Гильотена, несмотря ни на что, имя Мирабо имело еще чарующую силу. А когда тот внезапно умер, ему показалось, что разрушилась последняя опора нового порядка.

Еще когда Гильотен работал в Национальном учредительном собрании, он мог наблюдать, как у Мирабо случались припадки болезни. Он не берег себя. Он целыми днями до позднего вечера бывал на работе. Остаток ночи проводил в кутежах с друзьями или за рабочим столом. Немногие могли бы перенести такой образ жизни. Вдруг его поразила страшная боль в брюшной полости. Окружающие узнали об этом, когда его положение было уже безнадежным.

Мирабо вроде бы умер от острого перитонита. Говорят, что его последние слова были такими: «Я уношу с собой траурное одеяние монархии, лоскутья ее разделят между собой мятежники».

Со смертью этого человека завершился очередной этап развития страны: после него дикие волны начали качать корабль из стороны в сторону.

Бесконечные распри среди депутатов, фактический арест короля, измена и смерть Мирабо…

Доктор Гильотен настолько уже запутался во всей этой неразберихе, что в 1791 году почти бежал с должности секретаря Национального учредительного собрания. Подальше от этой ассамблеи, где он был лишним и где все стало ему ненавистно.

Национальное учредительное собрание самораспустилось на заседании 30 сентября 1791 года, и после этого доктор Гильотен с радостью занялся тем, что было ему гораздо ближе, — реформой здравоохранения.

Гильотен оставил политическую карьеру и активно включился в восстановление Медицинской академии, потом, чудом избежав «объятий своей крестницы», открыл кабинет.

В 1791 году Комитет по вопросам здравоохранения (Comité de Salubrité) разослал по департаментам анкету по медицинской тематике. Выводы получились такие — в пользу слияния преподавания медицины и хирургии. Благодаря сотрудничеству со многими специалистами Комитет попытался создать общенациональную службу здравоохранения, организованную на уровне департаментов, при этом в каждом департаменте должны были оставаться свои врачи из округов и кантонов. Реформа медицинских исследований тоже была предметом многих проектов. Наиболее последовательным был тот, который представил в 1790 году специалист в области анатомии Феликс Вик-д’Азир. Сделано это было от имени Королевского медицинского общества. Это и понятно. Несмотря ни на что, врачи котировались, как аристократы, как люди редкие и потому привилегированные.