Сергей Нечаев - Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину

Естественно, защитники гильотины отвечали на доводы, приводимые профессорами Зёммерингом и Сю. Вначале они утверждали, что телесные движения казненных были всего лишь автоматическими реакциями, то есть природными явлениями, не имевшими отношения к сколько-нибудь выраженному осознанию.

Пьер-Жан-Жорж Кабанис писал:

«Движение частей тела не предполагает ни чувствительности, ни сознательного стремления совершать эти движения <���…> При некоторых заболеваниях, вызывающих конвульсии, можно колоть, тянуть или резать больного, и он при этом не выказывает никаких признаков sensibilité, а когда он приходит в себя, то не помнит ничего из того, что случилось во время припадка».

Хирург Жозеф Седийо писал:

«Зёммеринг приписывает свойство чувствительности тому, что является обычной раздражимостью, которой, как мы знаем, подвержены наши части тел еще долгое время после смерти, пока окончательно не прекращают функционировать».

Доктор Рене-Жорж Гастелье писал:

«Я убежден, что головы сохраняют то выражение лица, которое было у них в момент казни, и мышцы их остаются в этом положении. Несчастная жертва, ложась на роковую планку {гильотины}, ожидая острого инструмента, который должен оборвать ее жизнь, может скрежетать зубами или совершать другие конвульсивные движения, которые фиксируются, когда голова отделяется от тела».

Хирург Жан-Батист-Франсуа Левейе писал:

«Этот феномен является последствием шока всего тела, неожиданной реакцией на нарушение его функций и в конечном счете спазма и конвульсивных движений, которые неизбежно должны иметь место».

Политик Луи-Мишель Лепелетье де Сен-Фаржо писал:

«Конвульсии, возникающие перед лицом гильотины, являются следствием спонтанного сокращения мышц, которые теряют базу своего прикрепления, а не следствием ощущаемой боли, поэтому казнь с помощью гильотины наиболее гуманна».

Как видим, сторонники гильотины дружно указывали на то, что движения головы и тела жертвы не указывают на наличие сознания. Знаки, подаваемые телом, принадлежат другому порядку. Это, скорее, естественные знаки, а не сознательные, и лучше всего они понимаются по аналогии с автоматическими конвульсиями.

Пьер-Жан-Жорж Кабанис настаивал на том, что человек, чью голову отрезают, находится в состоянии шока: «искусственно вызванное кровотечение, следующее за обезглавливанием, лишает мозг кровоснабжения, необходимого для его функционирования». Этот аргумент активно поддерживал хирург Жозеф Седийо.

Медики, защищавшие гильотину, пытались закрыть дискуссию об альтернативных прочтениях тела и альтернативных предположениях по поводу человеческого сознания. Однако, как они ни старались, она не прекращалась.

Молчание Жозефа-Игнаса Гильотена в этой широкой дискуссии кого-то может удивить. Но, на наш взгляд, оно достаточно характерно: доктор не принимал ни малейшего участия в этом ученом споре, потому что он не хотел лишний раз связывать себя чем-либо с проклятой гильотиной. Ему гораздо интереснее были медицинские реформы, которые могли бы содействовать прогрессу отдельных врачей и клинической медицины в целом.

Вопреки диким бурям своего времени, он остался жив и не закончил свой век под ножом гильотины, как многие его коллеги, и он считал, что еще может принести пользу человечеству.

Добрый доктор Гильотен!

Он опять думал о человечестве и его благе.

Освобожденный из тюремных застенков, доктор Гильотен снова занялся врачебной практикой, и огромная его заслуга заключается в том, что он взялся за объединение врачей, оставшихся от расформированного революцией прежнего медицинского факультета, а также докторов других факультетов. Для этого Гильотен основал свободное ученое общество «Медицинский кружок» (Cerle medical), задача которого заключалась в совместной работе на благо медицины и для поддержки достоинства врачебного сословия. Это общество стало колыбелью современной Парижской медицинской академии, созданной в 1820 году.

27 ноября 1794 года химик Антуан-Франсуа де Фуркруа, преемник Марата в качестве депутата и члена Комитета народного просвещения Конвента, прочитал с трибуны доклад о реорганизации медицинского образования. В этом докладе содержалось большое количество предложений Гильотена.

В те времена необходимость инженеров или артиллеристов не могли отрицать даже те, кто считал знание прерогативой ненавистной аристократии. После падения Робеспьера член Конвента Фуркруа зачитал от имени Комитета народного просвещения доклад о необходимости восстановить преподавание медицины. Фуркруа указал прежде всего на потребности армии, на необходимость врачей для оказания помощи защитникам Республики. Он упомянул, что в последние полтора года непрерывной войны более шестисот медиков погибли на полях сражений.

В результате возникли медицинские заведения под несколько странным названием «школы здоровья» (écoles de santé). Кто бы мог подумать, что нужно было время, чтобы осмелиться назвать эти школы просто медицинскими школами. Медик, хирург — это были звания слишком противные равенству, по-видимому, потому что не существует превосходства более явного и необходимого, чем превосходство врача над больным. Когда создавали «школы здоровья», не было и речи о каких-то экзаменах.

Потом ситуация изменилась благодаря деятельности замечательных профессионалов, которыми и в эту тяжкую годину не была бедна Франция. В медицинском преподавании произошла важная реформа, имевшая влияние на судьбу медицинских знаний во Франции в целом. Безусловно, сыграл тут свою роль и доктор Гильотен.

Когда с революционным беспределом было покончено и летом 1795 года Конвент занимался обсуждением проекта новой Конституции, едва ли не наибольшее количество разногласий вызвал вопрос о структуре будущей исполнительной власти. В этом не было ничего удивительного, если принять во внимание тот факт, что на протяжении почти трех последних лет Конвент фактически сосредотачивал в своих руках и исполнительную, и законодательную власть страны.

Согласно подготовленному проекту, исполнительная власть должна была быть вручена так называемой Директории, состав которой планировался в пять человек, из которых один ежегодно выбывал и заменялся новым. Председателем Директории на трехмесячный срок должен был избираться один из директоров. Директории вручалась безопасность Республики, она должна была отдавать приказания по армиям, но ее члены не могли занимать генеральские должности. Она должна была лишь назначать генералов, а также министров, комиссаров и большую часть государственных чиновников.