Владимир Бутенко - Честь дороже славы

Потемкин, погруженный с головой в предпраздничные заботы, посещал ее нечасто, что также было причиной ее пасмурного настроения. Избавляться от него помогали бесконечные дела и семейные проблемы. Беспокоило ее слабое здоровье невестки, вспыльчивое поведение сына.

В те самые дни, когда Текели распустил Запорожскую Сечь, Екатерина Алексеевна приехала в Троице-Сергиеву лавру и провела там почти неделю, отметив Пятидесятницу и молясь пред иконами храма по нескольку часов. Возможно, Господь внял ее молитвам, отведя братьев-славян от кровопролития.

Невесело прошли именины великой княгини Натальи Алексеевны, захворавшей некстати, почему ни она, ни Павел Петрович, сынок милый, во дворец не явились. Екатерина сама проведала утром невестку, весьма тронутую оказанной ей честью.

Душевное напряжение, связанное с будущим материнством, не покидало императрицу. Она жила в Коломенском, держа при себе сердечную подружку Брюсшу и Перекусихину, с кем могла быть искренней и простой. А «милая милюша» теперь бывал на обедах еще реже и чинился, вел себя любезно, но не ласково. И эта его непоказная черствость, признак отчужденности, вызывала по ночам слезы. Донимали и раздумья об авантюристке, именуемой «княжной Таракановой», которую привез в Петербург капитан Грейг. Из писем фельдмаршала Голицына, допросившего эту особу в Петропавловской крепости, Екатерина поняла, что самозванка ничего бы не значила, если бы не польские и французские интриганы, ненавидящие Россию. И как поступить с этой смутьянкой, она тоже пока не ведала – наказать либо простить?

Развеял ее меланхолию смотр на коломенском лугу полков, отличившихся в турецкой кампании. Командовал ими граф Воронцов, бригадир-красавец, бравостью своей тронувший сердце государыни. А она для этого воскресного парада специально надела мундирное платье, сделавшее ее, впрочем, неуклюжей. На деревянном постаменте рядом с ней был наследник с женой, Потемкин, статс-дамы и приехавшие на праздник придворные сановники.

Выстроенные в каре гренадеры являли собой элиту русской пехоты. К предстоящему празднику им пошили новехонькие мундиры, на которые не пожалели средств.

Дробь барабанщиков подхватили флейтовщики и трубачи. Услышав сигнал, разом, с правой ноги, двинулось первое каре со знаменосцами и командиром полка впереди. Екатерина поднесла к глазам лорнет. Форма этого полка оставляла отрадное впечатление. На рослых, статных усачах были зеленые мундиры с красными воротниками и обшлагами, светлые рейтузы заправлены в высокие сапоги, головы венчали красные каски. Гренадерки у офицеров украшены перьями, а у полковника – медвежьим мехом. Екатерина с улыбкой смотрела на мощные, слаженные движения этих удальцов, принесших своей державе великую славу! Ее завораживал их напор и то, как горделиво шагали, попирая землю, эти длинноногие мужчины, способные вскружить голову любой чувственной особе. Она повернулась к статс-дамам и, поймав взгляд Прасковьи Брюс, бросила:

– Чудо-воины! Сокрушительная сила супротив любого врага. А ка-аки-ие красавчики!

– О, это истинные рыцари! Мы просмотрели все глаза… Восхитительно! – многозначительно ответила «Брюсша», большая ценительница мужчин.

Форма второго гренадерского полка была иная: синие мундиры, перехваченные белыми портупеями, сочетались с красными рейтузами и темными касками. Как всякая женщина, императрица прежде всего обращала внимание на форму и внешность марширующих. Но и вооружение их выглядело внушительно: под лучами солнца сверкали отделанные медью ружья и примкнутые к ним штыки. Были у солдат и шпаги.

Гренадеры продемонстрировали искусство перестроения на ходу в квадраты, каре, разомкнутый строй, разыграли штыковую атаку и рукопашный бой.

У Екатерины от долгого стояния затекли ноги, ломило спину и хотелось лечь. С трудом дождалась она окончания смотра и обратилась к Потемкину так, чтобы слышала свита:

– Ну, ваше сиятельство, порадовали вы нас! Гренадеры выучены отменно и заслуживают за прежнее геройство и строевые навыки поощрений. Такожды от имени нашего передайте мое удовлетворение бригадиру, графу Сергею Воронцову за должное командирство.

Потемкин доложил:

– Эти полки будут участвовать в празднике.

– Примите наше одобрение… – и, понизив голос, нервно обронила: – Что-то вчерась не изволили вы быть, батинька, на обеде… А я таки надеялась…

И, отвернувшись, широкая и неповоротливая, поплыла к ожидающей ее карете. Она приказала ехать в церковь деревни Черная Грязь, в новоприобретенную усадьбу. С собой взяла только Прасковью. И, как была в тяжелом мундирном платье, покорно выдержала вечернюю литургию, со слезами слушая хор певчих… А на обратной дороге уже обдумывала, где поселить главного героя войны Петра Румянцева, не жившего со своей супругой, Екатериной Михайловной, пожалованной два года назад в статс-дамы. Через три дня он приезжал в Первопрестольную, излечившись от недуга. И для встречи фельдмаршала на городской окраине, у деревеньки Котлы, были выстроены по ее распоряжению триумфальные ворота, а вдоль дороги расставлены пирамидки со светильниками, ежель въедет Румянцев не днем, а в темное время. В любом случае курьер оповестит о приближении Петра Александровича к Москве, и только Потемкину она может доверить устроительство чествования героя. Немало славных полководцев, например, Суворов. Но характером он вспыльчив и постоянно с кем-то пикируется. Воин хорош, а доверить целую армию пока было бы опрометчиво.

Вдруг лошади, везущие карету, шарахнулись в сторону! Прасковья Александровна, сидевшая напротив, вскрикнула и, удерживая императрицу, схватила ее за колени. Мимо промчался, догоняя зайца, донской казак. Только на мгновение промелькнуло его лицо, но Екатерина успела заметить, что был он на редкость красив, смуглолиц, с черным кольцеватым чубом. Объявший было ее гнев сменился на милость.

– Дикарь! Но такие и готовы, ежели понадобится, умереть за меня, – убежденно сказала императрица статс-даме. – Твой брат фельдмаршал Румянцев не примирился ли с законной супругой? Ищу для него пристанище. Гофмаршал Орлов осмотрел дом Бибикова, но он для покоев непригоден. Может, поселим во дворце, где жил принц Дармштадтский?

Бывалая кокетка ослепительно улыбнулась:

– Вы наш ангел-хранитель, матушка-государыня! Вы всю семью нашу отличили… И, клянусь Богом, все мы преданы вам до последней минуты жизни.

– Петр Александрович это доказал. И будет возвеличен примерно, как лучший сын Державы!

Великое празднование годовщины мира с Портой началось вечером девятого июля, когда Екатерина приехала в Кремль и отстояла Всенощную в Успенском соборе. Донская команда также была размещена здесь, и Леонтий, к своему удивлению, увидев императрицу, узнал в ней одну из тех дам, которых напугал при гоньбе зайца. Русака он тогда запорол-таки нагайкой. А про важных особ и позабыл.