Алексей Витаков - Ярость Белого Волка

У Ваньки закатились глаза, и тело резко опрокинулось навзничь.

– Экий ты чувствительный! – Мцена несколько раз ударил пленника по щекам. Но, как знаток человеческой плоти, понял, что делает это напрасно – время упущено. К Зубову стала возвращаться жизнь, а жизнь требует покоя и сна.

Он затушил костер, взвалил на плечо одеревеневшее тело и понес в глубь леса. Версты через полторы, оглядевшись, выбрал сухое место рядом с большим валуном и стал строить шалаш. Его цвайхандер прошелся по молодому ельнику, как коса-литовка по росной пожне. К валуну под наклоном прислонил жерди и закрыл еловыми лапами – с десяти шагов жилище стало неразличимо. Затем горячим пеплом устелил пол и сверху накрыл лапами. Втащил Ваньку, накрыл того своим шерстяным плащом. Быстро прикинул по времени, сколько может отсутствовать, и направился в лагерь за провизией.

Ему не удалось проникнуть незамеченным в свою палатку. Прямо у входа окликнул Сосновский:

– Пан Мцена, я ищу вас уже хороших два часа!

– Надоело сидеть без дела, решил побыть в одиночестве.

– Подышать воздухом на природе?

– Кривоватая шутка, пан Сосновский. – Мцена откинул полог палатки.

– Одну минуту, пан палач. Я совсем ненадолго отвлеку вас.

Легкий Ворон раздраженно хлопнул пологом и повернулся к Друджи, показывая тому, что он предпочел бы общество своих мыслей пустым разговорам.

– Я сегодня видел сон, где за мной гнался ворон.

– Это называется «ненадолго»?

– Вы мне сами говорили: чтобы найти Белого Волка, нужно войти в его сон.

– Друджи, я сейчас не настроен говорить на потусторонние темы. И с чего вы взяли, что вошли именно в его сон, а не в свои собственные страхи?

– Вот об этом я и хотел спросить, пан Мцена. – Сосновский провел тыльной стороной ладони по взмокшей щеке.

– У вас никак слезы, разведчик?

– Очень приятно, что вы со мной сегодня на «вы» и уже произнесли такое количество слов!

– Отвали от меня! – Палач сменил тон.

– Ну тогда о деле. – Сосновский прикусил нижнюю губу. – Меня сегодня ночью посылают в разведку к Авраамиевской башне.

– Просите благословения?

– Кривая шутка, пан палач. Нет. Я хотел бы, чтобы вы отправились вместе со мной.

– Какого черта? Я не разведчик. – В другое время Мцена в душе бы очень обрадовался такому предложению.

– Но мне кажется… Нет, я абсолютно уверен, что вы прекрасный разведчик. Я видел, как вы умеете бесшумно двигаться. И еще, по части рукопашного боя, я думаю, вам мало равных.

– Разве вы видели меня в деле?

– Нет. Но зато видел шрамы. Тело человека говорит о нем больше, чем его речь, не так ли? Это ваши слова.

– На сегодня довольно, пан разведчик! – Мцена нырнул в палатку.

– И все же, Легкий Ворон, подумай над моим предложением! – Сосновский впервые перешел на «ты», что явилось полной неожиданностью для Мцены. Палач делано присвистнул:

– Неужели. Глас не мальчика, но мужа!

– У меня такое ощущение, Якуб, что Белый сегодня пойдет со мной вместо вас. Ну как хотите.

Сосновский отошел к своей палатке и стал проверять боевое снаряжение у своих разведчиков, искоса поглядывая в сторону палатки Легкого Ворона.

Мцена же сквозь прорехи сам следил за Сосновским.

Они начинали любить друг друга, но это никак не сказывалось на отсутствии доверия.

Прискакал гонец от канцлера Сапеги. Сосновский вскочил в седло и срочно выехал по приказанию начальства.

Мцена выдохнул и стал быстро собирать провизию в заплечный мешок: сухари, картошка, вяленое мясо. Брал только то, что можно приготовить на открытом огне.

Незаметно поползли сумерки, накрывая равнину, словно дырявым походным плащом. Очертания дыма костров стали резче, он поплыл по-над лагерем, смешиваясь с туманом, который полз от Днепра. Словно родные братья после долгой разлуки, душили друг друга в глубоких объятиях дым и туман.

Легкий Ворон тенью скользнул из палатки, прошел, согнувшись в три погибели, под брюхами оседланных разведчиками коней, мимо ночных дозорных, которые еще толком не приступили к своим обязанностям и пропустили, поверив, что идет человек по своим делам, скорее всего к проституткам в лагерь маркитантов.

Мцена именно туда и направился, и не только для того, чтобы не вызвать подозрений у часовых.

В лагере маркитантов за четыре вырванных у мертвого рейтара зуба он купил проститутку на три ночи. Звали ее Катрина. Впрочем, в то время проститутки редко называли свое настоящее имя. Катрина – скорее название профессии, а не имя человека. А делали они это чаще для того, чтобы иметь возможность избегать встреч с нежелательными клиентами. Но ту девушку звали действительно Катрина.

– Куда ты меня тащишь? – Она тяжело дышала, еле поспевая.

– В лес, – резко ответил Мцена.

– Зачем в лес? Мы уже достаточно далеко ушли от лагеря.

– Если будешь послушной, дам тебе еще столько же и серебра в придачу.

– Только давай договоримся, ты не причинишь мне боли и не покалечишь.

– Хорошо. Только иди молча. Туман – хороший проводник звуков. – Мцена перешел на шепот.

Катрина повиновалась. Дальше до самого шалаша они шли молча. Мцена ощущал между лопатками горячее дыхание девушки. Тепло ее дыхания постепенно проникало под кожу и начинало будоражить сознание. Он стиснул зубы, чтобы не позволить вырваться из груди вздоху. Наконец в воздухе запахло прогоревшими головешками.

– Пришли! – Якуб заглянул в шалаш. – Живой? – то ли окликнул, то ли спросил у самого себя. – Катрина, иди сюда.

Девушка робко подошла:

– Э-э, только давай сразу рассчитаемся.

– Держи. – Мцена сунул ей в руку еще четыре зуба. – И полезай внутрь.

– Что я должна делать?

– Спать. Просто спать рядом с ним, как спит жена с мужем, когда тот болеет и не может исполнять супружеский долг. Обнять и спать. Полезай.

Катрина нырнула в шалаш. Слышно было, как она возится, шурша несколькими юбками.

– Какой холодный! – тихо пропела она. – Ну ничего, я тебя отогрею!

Мцена разжег костер напротив шалаша, осветив поляну и внутренности жилища. Сделал факел, воткнул между жердинами. Теперь освещения стало еще больше.

– Спит? – спросил.

– Спит!

– А можешь немного повозбуждать? Так он быстрее согреется.

– Попробую.

Катрина превосходно владела профессией. Через несколько минут послышалось прерывистое бормотание Зубова:

– А чужа земля подобна кувшину. Можно присвоить этот кувшин, но никогда не присвоишь воздух, заключенный в нем. Можно отнять у кого-то землю, но нельзя ничего сделать с небесами, которые будут насылать тучи. Можно заковать человека в цепи, но нельзя подчинить его сны…

– Заговорил, – усмехнулся Мцена. – Быстро он, однако, под бабским бочком.

– Живучий! Я таких иной раз поднимала. У иного не то что руки-ноги, а сердце во льду. А глядишь, пригреется и отойдет понемногу.