Алексей Витаков - Ярость Белого Волка

– Уже рассвело. Я, пожалуй, пойду, пан Мцена! – Сосновский направился к выходу.

– Пойдем вместе и посмотрим, что стало с лошадьми.

– С чего вы решили, что с ними что-то стало?

– Вас удивляет? Ну конечно, мы же эту ночь провели вместе! – палач бросил пристальный взгляд на Сосновского.

– Удивляет. Ни вы, ни я сегодня не пытались войти в сон загадочного волка.

Они вышли из палатки. Лагерь еще спал. Кое-где вился дым погасших костров. На восточном горизонте медленно поднималась полоса бледного света. Мцена развел в стороны согнутые в локтях руки: затрещали суставы. Сосновский сделал то же самое, но его плоть не отозвалась. Накинув полушубки, они направились к месту, где ночевал табун.

– А вы не задумывались никогда, Мцена, что получать боль и причинять ее – это что-то очень родственное? Во всяком случае, я знаю много наемников, которые идут на войну даже не из-за денег, а за получением удовольствия. Любое сражение – это часы, а вся военная кампания – это месяцы и даже годы.

– Наемники умирают не за деньги. Деньги нужно тратить, а не умирать за них. Естественно, они идут для исполнения других своих желаний. За романтикой и героическими подвигами следуют юнцы, но они не делают погоды в войске. Наступательную войну всегда выигрывают наемники, оборонительную – патриоты. Так вот, наемников гонит не столько жажда наживы, сколько звериный инстинкт, подаренный человечеству дьяволом. Инстинкт, на который согласился Бог. И палачи работают не только за деньги. В конце концов, мы не так много зарабатываем. Вы встречали когда-нибудь палача, живущего в собственном дворце? За всю свою карьеру мы даже лошади себе позволить не можем. Но обратите внимание на конкуренцию. Палач – презренный человек, но как только объявляется вакансия, приходят толпы желающих попробовать себя в этом ремесле. Да-да, мой друг, и женщин тоже достаточно. И поверьте мне, женщины еще более ретивы и недостатка в физической силе не испытывают. Но им, увы, недостает должного хладнокровия и, как это ни странно будет звучать, бережного отношения к клиенту. Они более жестоки, чем мужчины, к тому же часто забывают о том, что болевой порог у всех людей разный. А клиент, перед тем как умереть, должен дать необходимые показания следствию, а следствие должно получить признание от клиента. Трупы нужны эшафоту – это уже заключительная часть дела. Палач не убийца, он исполнитель. Убийца тот, кто подписывает смертный приговор.

Хотя я знал одну, ее звали Каролина. Где она обучалась, никто не знает. Но однажды я попросил ее сделать со мной то, что она делала с клиентами. Мы, естественно, договорились не доводить дело до серьезных последствий. Так вот, меня подвесили за ноги вниз головой и стали вливать воду, но не в рот, а в нос. Жуткое ощущение – твой мозг заполняется водой и тяжелеет до такой степени, что голова вот-вот оторвется. Хорошая промывка мозгов. Но Каролина часто использовала кипяток или горячее масло. Она ни с кем не делилась секретами мастерства и не брала учеников. Мне повезло, правда, продолжался единственный урок недолго.

– Мцена, что с вами сегодня? – Сосновского мутило так, что он едва держался на ногах.

– А вот и поле. – Мцена легко перешел на другую тему.

– Где же лошади?

– Сейчас! – Мцена оглушительно свистнул, и над вздрогнувшим ковылем мгновенно поднялось живое озеро из плоти и крови с растекающимися во все стороны черными, огненными, белыми волнами.

– Идемте скорее. – Палач быстро зашагал в сторону табуна.

При виде людей лошади отпрянули в сторону, обнажив место ночевки. На земле навечно остались лежать шесть породистых коней. Шесть больших луж крови стали продолжением горла.

Мцена оглядел раны и, присев на корточки, долго вглядывался в нарастающий восход.

– Не находите ничего странного? – после долгой паузы произнес он.

– Вы хотите сказать, что характер ран…

– Именно, Друджи. Именно это я и хотел сказать.

– Что же вас смутило?

– Не будь я Якубом Мценой по прозвищу Легкий Ворон, если это не польский чекан! Вы владеете чеканом, пан Сосновский?

– Не приходилось.

– А если бы владели, то ни с чем бы не перепутали. Значит, еще один народный мститель появился! – Мцена поднялся в полный рост.

– Что значит «еще один»?

– А то… Это удар зазубренным клювом чекана. Раны, которые мы наблюдали до этого, нанесены другим способом.

– Вы думаете, что искать сегодняшнего ночного преступника нужно в нашем стане?

– Совсем необязательно. Чекан, как вид рукопашного оружия, широко распространен и у русских. Жаль, следы обнаружить невозможно – здесь уже прошелся табун лошадей. Но если бы… Мне что-то подсказывает, что убийца пришел с востока. А потом, скорее всего, скрылся верхом в том же направлении.

– Почему такие выводы?

– Он подошел к краю табуна, быстро сделал свое дело и ускакал. То, что он был верхом, я даже не сомневаюсь. Нужно найти место, где он привязывал своего коня.

– Не понимаю ваших умозаключений.

– Это не Белый Волк, а, скорее всего, обычный партизан, но при этом хороший военный. Волк, как я уже сказал, наносит удары не чеканом. А почему он был верхом? Да просто. Только конь мог найти свой табун и привезти на себе всадника.

– Значит, всадник из нашего лагеря?!

– Да нет же, черт подери. Если бы он был из нашего, то подошел бы с другого края. У лошадей тоже есть свои дозорные, которые спят вполглаза. Почему они не встревожились и не подняли ржание? Потому что узнали своего – того, кто был частью их табуна. Никто не ведет в лагерь лошадей, их расседлывают и оставляют там, где отдыхает табун. Значит, если никто не приводил в лагерь лошадь, то никто и не мог из него выехать верхом. Убийца подъехал с противоположной стороны на коне, который был своим для данного табуна.

– А где он его взял?

– Это уже другой вопрос. Пройдемте вон к той березке.

Мцена почти бегом устремился к одиноко стоящему кривому деревцу. Сосновский, не раздумывая, последовал следом.

– Вот смотрите. Видите это? – Палач показывал на взрыхленную копытами землю. – Здесь он привязал коня. Ретивого коня. Молодого. Смотрите, как он рыл копытом землю. Это его одинокое ржание мы сегодня слышали ночью.

– Но лошади могли всполошиться, слыша тревожное ржание сородича?

– А кто сказал, что оно было тревожным? Коню явно понравился его новый хозяин. И он с удовольствием и гордостью хвастался об этом другим сородичам. Я же говорю, мы имеем дело с опытным военным. С потомственным, скорее всего. И еще: часто ли люди откликаются на человеческий зов? А лошади давно с людьми и многое у нас переняли.

– Вы психолог, пан Мцена.

– Благодарю.

– Осталось выяснить, как польский конь оказался под каким-то партизаном?