Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Далее мы входим в мир Средневековья. В средневековой Франции мир мыслился по аналогии с высшим миром юридических законов и установлений. Полагали, что в природе также есть правила, законы, которым она следует, и это следование природы установленным в ней законам полагалось аналогичным сфере права - так люди следуют предписанным им законам. Поэтому и познание природы мыслилось как составление компендиума законов, свода законов. Образом познания природы служила кодификация права. Наблюдение фактов природы при этом отходило на второй план, в центре внимания была логическая система законов природы. Здесь процветала схоластика с ее виртуозной мыслительной техникой. Это - стадия души рассудочной, или души понятия. Человек развивал способности, скрытые в этой области души, учился работать с понятиями, логическими структурами.

Переходя в Новое время, мы наблюдаем крутой перелом. Перед нами выступает новая область души. Если на предыдущей стадии тождество логики и природы не вызывало сомнений, то теперь они полагаются принципиально различными сферами. Природа - не античный космос благородных форм и не стройная иерархическая система понятий, а хаос. Хаос по крайней мере с точки зрения человеческой логики, которая больше не полагается изоморфной логике природы; если логика природы и существует, то с точки зрения иной системы логики она не может быть ничем иным, как безумием. Только Новое время могло породить фразу: “Только достаточно безумная теория может претендовать на истинность”. Царицей познания становится не скульптура, не интуиция формы, как в Греции, не юриспруденция, как в Средние века, а математика, та особая математика Нового времени, которая порвала с пифагоровской традицией и стала непредставимой.

Отныне формула указывает, что считать реальным. Появляется представление о первичных и вторичных качествах, - античным цвету и форме, звуку и запаху отказано в конечной реальности. Галилей различает истинные и ложные чувства; утверждается, что время и пространство существуют в каком-то “на самом деле”, а цвет и запах являются человеческими иллюзиями. Они рисуют нам фантомы, истинная реальность не светла и не темна, она запредельна по отношению к миру человека, непредставима. Электричество, химия создают новую природу, состоящую из немыслимых кирпичиков-атомов. То, что мы наблюдаем как внешний мир, с точки зрения современной науки есть лишь эпифеномен глубинных, в истинном смысле оккультных процессов; вся природа, которую изучает естествознание, по сути объявляется иллюзией. Натуралист, который смотрит и описывает природу, не касается ее истинной первореальности, он видит лишь эпифеномены. Ядерная физика открывает подосновы реальности, которые невыразимы ни на каком языке, принципиально непонятны и не поддаются никакой логике. Эти свойства первооснов мира - немыслимость и непредставимость - объявляются синонимами истинности. “Концепция объективной реальности… растворяется в … математике, которая теперь уже описывает не поведение элементарных частиц, но наше знание об этом поведении”, - писал Гейзенберг (1987). Непосредственно наблюдаемая реальность начинает срастаться с компьютерной (виртуальной) реальностью по своему онтологическому статусу: ведь то и другое является иллюзией, значимой только для наших от века обманутых чувств. Единственно истинными оказываются элементарные кирпичики мироздания, описываемые математически.

По мере того как в истории растет свобода человека, свобода юридическая (отмена рабства) и интеллектуальная, познание мира спускается из сверхчувственных областей (эту стадию мы застаем в египетской истории) под природу, под тот слой, который мы называем природой. Современная физика не описывает природу, она изучает объекты, которые подлежат нашей действительности с ее изнанки.

Это развитие познания рисует нам не приближение к истине, а развитие души. Выше мы обнаружили три в достаточной степени близких к нам и потому еще различимых эпохи, соответствующие трем стадиям развития души: прежде всего, конечно, нашу собственную эпоху, затем греко-латинское время, и едва различимое египетское время. Каждая стадия развития души составляет историческую эпоху. Членение истории идет в соответствии с развитием души потому, что изменения души заставляют людей по-новому реагировать на старое окружение, появляются новые общественные институты, события истории происходят по новым правилам. В результате мы получаем не непрерывно-безразличный поток истории, в котором лишь для удобства изложения в учебнике выделены эпохи, а описание собственного времени системы, исторические эпохи в котором соответствуют кардинальным изменениям в системе.

Мысль о том, что величайшие достижения науки рисуют нам не все более верную картину мира, а являются лишь новым выражением мира на языке, свойственном душевным движениям нынешнего периода, является чрезвычайно пессимистичной. Однако если мы вспомним описание человеческого движения, данное Декартом, и сравним с современным объяснением мышечного сокращения, которое производится через указание на электрический импульс, проходящий по кабелю (нервному волокну), через взаимодействие актина и миозина в мышцах, то трудно отделаться от впечатления, что любое объяснение такого рода частично, это лишь интересующий нас сегодня аспект явления. Когда говорится о натрий-калиевом насосе или АТФ как источнике энергии, современный человек склоняет голову в знак согласия. Однако если представить себе, что такое объяснение дается древнему греку, легко понять, что оно не удовлетворило бы его. Тип приемлемого объяснения явления в те времена был иным, и указание на невидимую механику биохимических кирпичиков не являлось бы объяснением сознательного движения человеческого тела. Грек, может быть, спросил бы: а как моя мысль, мое желание согнуть руку доходит до этих молекул? Они сознательны? Если нет, как они понимают меня? Меняются и люди и души, и прежде были эпохи, и будут еще иные времена, когда подобные объяснения не удостоятся поклона.

Надо отдавать себе отчет, до какой степени окружающая нас социальная жизнь является необходимым выводом из тех потенций, которые были заложены душевными изменениями, связанными с наступлением Нового времени. В качестве метафоры можно сказать, что с началом Нового времени человечеству был вручен некий ящик, в котором собрано множество открытий и изобретений. С течением времени люди достают из ящика то одну, то другую вещь, но запас ограничен содержимым ящика. Конечно, это лишь метафора, однако она подчеркивает важные стороны научно-технического прогресса. Этот прогресс замедляется на наших глазах; фундаментальная наука существенно замедлила свое продвижение с первой трети ХХ века; развитие техники по инерции продолжалось дольше, техника извлекает полезные следствия из фундаментальных открытий, однако последним действительно крупным прорывом технической мысли было создание компьютера в середине века. У ящика показалось дно.