Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Может создаться впечатление, что под властной структурой я подразумеваю некие тайные общества. Совсем нет, властные структуры устроены иначе, чем, например, общества масонов. Я не касался этой темы по причине того, что для раскрытия ее пришлось бы поднять ряд самостоятельных и объемистых вопросов, которые не уложились бы в архитектонику данной работы (подробный разбор организации современного мышления - внеличное мышление; институт современной науки; феномен масс-медиа, происхождение США - безнационального государства, построенного в эпоху расцвета национальной государственности, распространение структур на надгосударственный уровень управления и т.д.).

Замечательное доказательство независимости сути нового государственного устройства от форм, в которые оно облекается, дает Россия. Для перевода ее в новое государственное устройство оказалось достаточно реформ Петра Великого, который очень мало походил на президента парламентской республики. Государственное устройство России не менялось от Петра до Николая II. СССР, по сути, являлся не просто верным наследником абсолютизма, но и развивает его до непредставимых размеров. Как уже говорилось, самое главное в новом типе государственного устройства - профессиональная бюрократия, работающая не из личных импульсов. СССР со времен НЭПа чрезвычайно сильно развил этот аспект государственной жизни, оставив далеко позади царскую Россию. И события 1991 года ничего не изменили в этом отношении: способ функционирования государственного аппарата остался в “демократической” России тем же, что в СССР - и тем же, что в демократическом без кавычек обществе США. Различны многие частные установления, различна та роль, которую играет государство в общественной жизни этих стран, но сама государственная сфера устроена одинаково. Поэтому можно сказать, что с XVII-XVIII века, когда в многих странах Европы развились государства нового типа - бюрократические государства (несмотря на внешнюю множественность форм: абсолютные монархии, парламентские республики, формальные монархии и т.д.), ничего нового в государственном устройстве не возникло. Менялись экономическая и культурная сфера, а государственная жизнь лишь все полнее соответствовала вновь развившемуся типу. Опять же, различны конкретные властные структуры, стоящие за государством, бюрократия может быть “окрашена” в любой цвет - от религиозного до мафиозного, от номенклатуры до резидентуры, ее характера как государственной структуры это не меняет.

Государство одинаково (типологически одинаково, при наличии поверхностных вариаций) на всем геополитически понимаемом Севере - от России до США. Оно имеет другой принцип устройства в Японии, вообще в Азии, в Африке - на геополитическом Юге. Японское государство аналогично американскому и гомологично государственности африканских стран - при всем внешнем подобии, напротив, именно западной парламентской демократии и явной разницей с грубыми подделками, имеющими хождение в Африке. Японское государство, внешне выглядящее демократическим, бюрократическим (и, естественно, в него частично перерождающееся, - однако дойдет ли этот процесс до конца, вызывает очень сильные сомнения), работает не по принципам бюрократического, структурного государства нового времени, а остается в рамках личных отношений предшествующего периода, основано на таких побудительных мотивах функционирования, как верность, честь, личные связи и т.д. Другое дело, что личные связи в Японии порождают меньше коррупции и блата, препятствую щих функционированию систем, построенных на таких принципах, чем в Африке - это говорит об уровне развития аппарата, а не о принципе его построения.

С чем же связано дальнейшее развитие России? Следовало бы осознать, что в области хозяйственной жизни ни перегнать, ни догнать Запад Россия не сможет. Вопрос может стоять не о “догонялках”, а об отношении к тому, что реально существует. Подобные ответы обычно звучат как “особый путь России”. С тех времен, как такой ответ всерьез последний раз произносился, шансов стало значительно меньше: за последний век народ (и как “мир”, и в любом другом смысле) потерял структуру и в качестве живой преобразующей общество силы рассматриваться в собственных его импульсах не может; религия также перенесла глубочайшее затмение (главное - внутреннее, не во внешнем запрете дело) и не подает ни малейших надежд на то, что сможет стать преобразующей ситуацию в России силой. Значит, приветствуя развитие властных структур, сиречь свободного общества, следует ожидать уже не российских невтонов, а российских дизраэли? И здесь приходится разочароваться, поскольку со времен Петра накопился все же кое-какой опыт западничества, и достаточно очевидно, что оно может, а что не может.

Есть и еще возможность. Каждый исторический процесс, каждая серия реформ и новаций является в каждый момент лестницей, ведущей как наверх, так и вниз. Не бывает прогрессивных реформ - любая из них приводит к потере чего-то ценного. Это не значит, что следует с безразличием принимать происходящее - напротив, это позволяет, пережив определенное событие, на основе изменения отношения к нему ожидать иных, нежели могли бы быть, следствий этого события. Освобождение рабов в США и крестьян в России не было “чистым прогрессом”. Следствиями освобождения были нищета выброшенных на произвол судьбы и ограбленных людей, духовная сумятица, поскольку подрывался выработанный веками образ жизни, проникновение в общество огромной массы людей низкой культуры - и вместе с тем следствиями того же решения было возрастание в обществе свободы и правды, уменьшение количества лжи и насилия. Надо выбирать те следствия, которые пригодны, и работать над тем, чтобы важнее оказались именно они. Имеет место преобразование структуры власти во всем мире, отставание общественного развития России (частично - вместе с Германией) от достигнутого в передовых странах. У этого процесса могут быть и вполне положительные следствия. Ведь сами по себе демократия и свобода не являются отрицательными качествами, их отрицательные черты развиваются в зависимости от того, как общество их использует; отставание позволяет не заходить в тупики развития, выбирая более верную дорогу, чем попавший в болото передовой отряд цивилизации.

Развитие демократических институтов происходило в Новое время вместе с отказом от характерной для Средневековья личной связи с правительством, индивидуализацией и атомизацией общественной жизни. Это - очередной аккорд той мелодии свободы, под знаком которой развивается человечество. Во времена, предшествующие Древней Греции, мы не находим еще свободной мысли. Мысли тогда были самоочевидны и не были личными, человек говорил: “Мне думается”. Свободная мысль рождается в греческий период, и символом ее является Сократ со своим вечным сомнением, уничтожающим самоочевидность и делающим мысль личным делом человека. В Средние века при переходе к Новому времени достигнуто освобождение личности человека, отменено личное рабство. Новое время проводит освобождение дальше: человек освобождается и от своей личности, становится абсолютно автономным членом общества, не связанным личными связями ни с чем, ничему не верным - и попадает во власть социологических процессов, становится частицей “народных масс”. Рост человеческой свободы есть разрушение человеческой природы. По мере того как свобода спускается в человеке все ниже, освобождая все новые уровни (в Греции - мысли, далее - физическая свобода), вниз спускается и наука, открывая подприроду. Задачей человека в Новое время, задачей души сознательной является сознательное контролирование процесса освобождения: человек свободен не тогда, когда имеет максимально возможную свободу, а когда он сам управляет той долей свободы, которую сам полагает для себя необходимой.