Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Далее, вслед за чередой римских завоеваний, в одной из провинциальных стран тогдашней средиземноморской ойкумены случилось величайшее событие, совершенно изменившее ход истории. Произошло это лет через 600-700 после начала греко-латинского времени, в ту пору, когда греко-латинская эпоха прожила примерно треть своей жизни. В гомологичный этому период времени мы сейчас и вступаем - в своем, германском времени. Все, что можно сказать по этому поводу, - что из предыдущих сходств мы должны научиться видеть, в каком именно смысле можно говорить о повторяемости событий. Приблизительно в это время, в первой трети жизни, с историческими эпохами иногда случаются чрезвычайно важные вещи, способные совершенно повернуть ход дальнейшего развития. Что именно это за явления, какое они имеют значения, хороши они или нет, добры или наоборот, - все это меняется от человека к человеку, от эпохи к эпохе. Относительно ожидаемых крупных событий трудно сказать, к добру ли сие; видимо, прежде всего отношение человека к этим событиям оказывается определяющим для оценки событий. Для ожидание такого рода вещей важно помнить, что ничто, гремящее внешне - войны и банковские кризисы, открытия наук и достижения искусств, - несравнимо с такими событиями. Происходит нечто, переворачивающее само будущее, но современники не способны это заметить. Где-то на окраине мира вновь появился еще один беспокойный пророк, грозящий миру бедами и несчастьями, - замечает избалованный и цивилизованный столичный житель. Он забывает об этом при следующей же сводке новостей. Для потомков же столичного обывателя жизнь его будет представлять интерес уже потому, что он был современником великих и грозных событий. Так происходит история.

Что же до характера ХХ века, то прочитывается он просто. Этот век отвечает характеристике Портоса, - помните? Относительно него можно было впасть в заблуждение только в том случае, если верить всему, что он сам о себе говорит. Так и ХХ век; внешняя ретушь политических союзов скрывает обострившееся противостояние двух направлений развития. Центральным звеном ХХ в. является противостояние англосаксонского и центральноевропейского мира, которые борются за определение путей будущего развития, то есть, в конечном счете, за то, кто будет указывать России дорогу в будущее. Так прочитывается и история двух мировых войн, определивших структуру века: в обеих войнах англосаксонский мир создавал определенные условия на юге Европы, в которой стремился доминировать импульс Восточной Европы; в результате усилий англосаксонского мира Европа оказывалась вовлечена в войну, причем каждый раз Германия и Россия воевали друг с другом. Результатом всегда оказывалось ослабление этих стран и победа англосаксонского мира. После первой мировой войны США стала одной из мировых держав, хотя до того была глубоко провинциальной страной без места в большой политике; после второй войны США стала одной из двух супердержав, одним из полюсов мира, а к концу века англосаксонский мир добился полного политического и хозяйственного доминирования. Таким образом, в великом противостоянии германской эпохи, наследующей греко-латинскому времени, прослеживаются два пути развития. Один путь миру предлагает Центральная Европа во главе с Германией, другой - англосаксонский мир. В ХХ веке победы добилось западное крыло германства; мы пока не можем знать, окончательная ли эта победа. К чему приведут мир англосаксонские проводники, постепенно вырисовывается, и ближайшие же десятилетия могут раскрыть это достаточно полно. В целом же можно сказать, что то, что создают в мире англосаксы, связано с мышлением социальных целых, целых социальных систем, а то, что ведут в мир мысли, зародившиеся в Центральной Европе, в большей степени связано с индивидуальным осознанием человеком себя и мира. Пока будущее еще открыто, и каждый может сделать свой выбор. Когда противостояние закончится и одна из линий развития победит, выбор сделать будет уже куда сложнее. Во многом победа той или иной линии зависит от поведения России. Англосаксонство хочет вести ее в будущее так, как ведут несмышленого младенца; Средняя Европа предлагает путь для более взрослого народа, для народа, обладающего сознательностью. Если с Россией удастся обращаться как с ребенком, победит линия политики Запада, если нет - линия Середины.

То, что выстраивается на Западе, - с полной верой в благопристойность и оправданность происходящего, - описано, например, Александром Зиновьевым (1997). Описание это далеко не самое первое, зато современное и яркое. Господства Англии над миром началось с того “золотого пути”, который соединял ее с Индией. Этот тип развития наследуется и сохраняется: теперь Запад как геополитическое целое выстраивает экономическую ситуацию так, чтобы происходило то, что происходит: Восток поставляет экономических рабов и дешевые ресурсы, Запад предоставляет управляющих, умеющих этим ресурсом распорядиться. Здесь речь идет не об обидах или досадах; важнее увидеть то, что есть. Мир выстраивается в сильно поляризованную структуру, работа которой обеспечивается наличием двух полюсов, обозначенных как Запад и Восток. В таком располюсованном мире Запад будет играть господствующую роль, независимо от того, нравится это или нет. Таково устройство той схемы мира, которая навязывается сейчас человечеству. Не существует способа переиграть Запад на “его” поле. Единственный способ изменить данную ситуацию - это создать новые правила игры, ввести в действие третий элемент, срединный элемент, уравновешивающий силы полюсов. В этом случае мир приобретет другое устройство, и силы, которые толкают мир сейчас под власть англосаксонства, начнут действовать иначе.

При мысли о великом будущем России следует строго отдавать себе отчет, относительно чего эти мысли высказываются. Сейчас очень многие люди под “Россией” с очевидностью разумеют государство. Близкое будущее этого государства темно и страшно, а дальнего у него нет. Русская государственность является паразитическим наростом, мешающим дальнейшему развитию. Не то у людей Запада: они лично живут государственными интересами, государство есть часть их повседневных забот, и само государство ощущает себя частью целого, а не целым, и стремится соответствовать человеческому общежитию, по возможности не путаясь у него под ногами. Российское же государство - хоть до Петра, хоть после - осознает себя как раз целым. На Востоке государство стремится быть головой, управлять, приказывать, направлять, контролировать все развитие общественного целого. Если мы рассмотрим последние века русской истории, мы увидим духовную жизнь, интеллигенцию, которая стремилась освободиться от гнета государства, мы увидим хозяйственную жизнь, чрезвычайно слабую и неотчетливо проявляющуюся, но также стремящуюся к независимости. И мы встретим силу, исходящую из государственности, которая стремится эти явления закаменить, придать им собственные формы. Живые движения духовной и хозяйственной жизни эти государственные оковы распирают и разрывают, частично высовываются из тесного доспеха - искореженные, больные части живых общественных органов. Пытаться с помощью импульсов государства регулировать хозяйственную жизнь - то же самое, что пробовать ритмичными мускульными сокращениями способствовать мыслительному процессу. Некоторый эффект может произойти, но решающим он ни в коей мере не будет. То, чем живет Россия, происходит вопреки ее государственности. Тем не менее любая смута, беспорядок в общественных делах, происходящие из-за засилья государственности, вызывают в сознании людей стремление к “сильной власти”, “которая наведет порядок”. Государство хрипит и задыхается, подгребая под себя расползающиеся части общественного целого. Государство болеет и разваливается. И иного нет для него выхода, как выболеть целиком, до кости - то государство, которое мы знаем, обречено, и чем дольше оно будет сопротивляться этой обреченности, тем страшнее для общества будет его агония.