Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Пол. Рассматривая отношение человека и природы, мы убеждаемся в их разъединенности, которая с особенной силой проявилась начиная с Нового времени. Когда мы видим, как это происходило в истории, когда мы обращаем внимание на возникновение литературных описаний пейзажа или пейзажной живописи, мы понимаем, что разъединение с природой - это не морализирование, а факт. Такая разъединенность привлекла внимание не только к внешнему - природе - но и к самому человеку, к телесно видимому человеку, к человеку, как он себя видит в зеркале. Телесность как таковая занимает все большее место в культуре. Это проявляется в множестве культурных форм. Например, пол вызывает с каждым веком все большее любопытство - как будто это нечто новое, будто люди едва обрели половозрелость. “Декамерон” Боккаччо отражает как бы юношескую гиперсексуальность культуры Возрождения. И снова, как и в случае с природой, с отношением к природе, дело заключается не в том, что люди Средних веков не знали пола или не были сексуальны. Причина меньшего внимания к этой сфере жизни у средневековых людей заключалась в некоторой культурной и мировоззренческой целостности и естественности средневековой культуры. Пол был лишь одной и не слишком большой частью того целого, которое включало мир и человека, человекомирное единство, и потому особого пристального внимания пол не вызывал. Когда во время возрожденческого кризиса культуры былая мировоззренческая целостность распалась, человек оказался голым индивидуумом, лишенным культурных одежд. Прежнее единство рассыпалось на компоненты, изолированные друг от друга, и вот такой изолированный и потому особенно постыдный пол приковал внимание человека Возрождения - в искусстве и в жизни. Обратившись к окружающему его миру, оказавшись в большей степени, чем в Средние века, вкорененным в материальный мир в силу изменения структуры души, человек обратил особое внимание на необходимые атрибуты своего существования. Например, особое внимание было привлечено к проблеме смерти; dance macabre - это проявление нового по сравнению со Средневековьем духа, духа самосознающего. Человек теперь особенно ощущает свою смертность. Парадоксальным образом вхождение в материальное, которым характеризу ется человек Нового времени, привело к разрыву необходимых связей с миром, человек чувствует себя теперь чужеродным и одиноким; материальный мир, в который выбросило человечество развивающаяся душевность, оказался лишь частью мира.

Усиление индивидуации человека приводит к усиленной дифференциации во всех сферах культуры. Начиная с эпохи Возрождения происходит ускоренное развитие и разделение наук и искусств. Так, именно начиная с первых десятилетий XV в. живопись и скульптура становятся самостоятельными искусствами, отделяются от архитекту ры, из музыки выделяется танец, затем и другие родственные музыке, а теперь ставшие самостоятельными области - вокал, инструменталь ная музыка. Именно в XVI в. появился первый теоретический трактат итальянца Гулельмо, посвященный танцу. Именно начиная с Возрождения появляется сохраняющийся до сих пор глубочайший интерес к инструментальной музыке. Рождается гармоническая музыка (контрапункт, аккорды). Из массы голосов хора выделяется один, ведущий основную мелодию; из ряда церковных ладов выделяются два - мажор и минор - наиболее приложимых для описания эмоциональных состояний. Музыка, по природе своей искусство вне-образное, становится если не телесной, то по крайней мере эмоциональной.

Новая эпоха отражается в музыкальном искусстве специфическим для этого предмета образом. Поскольку музыка не является искусством создания образов, в ней не могло возникнуть “внимание к человеку”. Зато это внимание, столь свойственное Возрождению, проявилось в определенном культе музыканта-исполнителя и композитора, в культе музыканта-творца, который возник именно в Новое время. Но в самой музыке человеку нет места, как, впрочем, и любому другому образу и телесному смыслу. Характер Нового времени проявился в ней таким образом, что основное внимание стали уделять чувственному, слышимому компоненту в музыке. Опять же, это кажется сегодня совершенно тривиальным - а какой же еще может быть музыка, если не слышимой? Можно вспомнить, что музыка представлялась средневековому человеку божественной гармонией, цифровым рядом. Музыка была прежде всего искусством математическим, учением о гармонии чисел. Музыкальная эстетика была пронизана астрологическими и мистико-математическими представлениями. Из самых древних времен шло убеждение, что традиционные формы музыкального исполнения обосновываются математическими выкладками; к концу Средних веков это убеждение стало предрассудком, поскольку истинные причины таких взглядов стали уже недоступны. И в эпоху Возрождения появляются концепции, ставящие во главу угла приятность музыкального произведения для слуха, музыкой стало называться то, что приятным образом воздействовало на чувственность. Так рождается новая музыкальная эстетика в работах Тинкториса, Фульда, Кузанского, Царлино, Винченцо Галилея, Бартоли, Ортица, Салинаса и многих других. Музыкальная гармония стала пониматься не как попытка достигнуть музыки небесных сфер на основе математического понимания звукоряда, а как непрерывно создаваемая заново гармония чувственных элементов, согласование конкретно-чувственных голосов различных тембров и различных инструментов. Потому изменилась и функция музыки: если в Средние века она была ступенью, возвышающей человека до небесного мира, приводящей человека в состояние, пригодное для установления взаимоотношений с глубинными областями души, то теперь музыка становится дарительницей наслаждений, музыка отделилась от теологии и стала свободной, как и многие другие “служанки” потерявшей власть госпожи.

Путешествия. Когда мы рассматривали развитие пейзажа, роль природы в жизни человека, оказалось, что особенное, восторженное и трепетное, внимание природа привлекает тогда, когда ее влияние на жизнь человека уменьшается или даже почти совсем сходит на нет. Следующей параллелью такого рода (осознание какого-либо действия либо предмета - исчезновение действия (предмета) из жизни) является страсть к путешествиям. Люди Средневековья были очень подвижны, они часто “путешествовали”. Это были вовсе не развлекатель ные поездки, как это все чаще происходит сегодня. Ваганты и трубадуры, рыцари, подмастерья и торговцы, монахи и отшельники много странствовали, заходили в самые глухие уголки мира, в самые отдаленные земли. Если мы оценим размеры Европы VIII, X, XII вв. применительно к тем средствам передвижения, которыми тогда обладали люди, то поймем, что сегодняшняя Европа очень уменьшилась, и подвижность людей стала значительно меньше. При оценке подвижности людей следует учитывать развитие средств транспорта и состояние дорог; введя эти “коэффициенты”, можно видеть, что подавляющее большинство современных людей отличается удивительно малой подвижностью. Особенно очевидным это становится, если учесть, что деловую поездку, перелет из Нью-Йорка в Лондон и обратно, с ночевкой в гостинице, не стоит называть путешествием, сколько бы тысяч километров человек ни покрыл, ведь его окружение почти не меняется. Заметим, что сегодня развиваются новые явления, когда люди специально увлекаются именно такими “псевдопутешествиями”: они покрывают ради развлечения огромные расстояния, не выходя из салонов самолетов и зданий аэровокзалов. Видов таких псевдопутешествий становится все больше, они становятся все более модными (вспомним “путешествия” через Интернет). И параллельно к этому росту оседлости людей растет страсть к литературе о путешествиях на невообразимо далекие расстояния, интерес к туризму, сафари и прочим видам “сделанного и купленного” путешествия.