Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Каждое изменение такого рода происходит не со всем человечеством поголовно, а в определенном обширном культурном регионе, который оказывается для истории этой эпохи важнейшим. Такой “центральный” культурный регион распространяет свое влияние по всей доступной ему ойкумене; так греко-латинский мир уступил миру германскому. Некоторые народы, действительно, вовлекаются в историю “активного центра” путем заимствований или захвата, но это не значит, что “точка роста” истории единственна. Так и в приведенном выше примере культуры, признающие прямое, направленное время (южно-средиземноморское созвездие великих религий и северная религия германских племен), развиваются долгое время независимо. Это независимое развитие является прямым свидетельством того, что общность отношения ко времени у этих религий определяется некоторым общим для них фактором, связанным с определенной исторической эпохой собственного времени и с определенным регионом.

Сходство черт, наблюдаемых в религиозной жизни людей, явственно указывает на строение душ людей в определенную эпоху. Эти черты религиозного мировоззрения - не менее объективный показатель развития душевной жизни, чем последовательность залегания слоев земной коры - показатель развития, эволюции Земли. Можно провести очень простую мысль: Индия является родиной религий, теоретически и практически отрицающих мир; это положение (достаточно грубо и приблизительно сформулированное) нашло отражение как расхожая истина религиоведения. Если рассматривать только индийскую цивилизацию, это кажется причудой, случайностью - почему такой характер имеют религии именно в Индии? почему именно отрицание мира берется здесь за основу? Но вот мы замечаем определенный характер нашей современной цивилизации, который уже в достаточной мере выявился за прошедшие пятьсот с лишним лет: наша цивилизация отличается материалистическим настроем, она утверждает существование мира и радикально отрицает существование сверх-мира, утверждаемого индийскими религиозными системами. В таком случае у нас выстраивается цепь преемственных отношений по поводу мира, и источник смены позиции по этому поводу лежит в устройстве человека.

Сейчас нам кажется естественным, что сомневаться в существова нии этого, материального мира может только больной человек, и наоборот, признавать существование какого-либо еще мира может только человек чрезмерно фантазирующий и доверчивый. Если мы признаем, что люди индийской цивилизации тысячи лет назад не были все поголовно больными, нам придется признать, что строение их душ было иным и мир им открывался иначе; наличие того, что мы намеренно неуклюже назвали здесь сверх-миром, было для них очевидным фактом, сомневаться в котором не приходится, а вот реальность этого, нашего, материального мира вызывала большие сомнения, и чтобы индус уверовал в этот мир, он должен был быть уж очень прост и доверчив. Эпохи, прошедшие между той древней индийской цивилизацией и нашей, являются ступенями развития души человека. Постепенно одни душевные способности у людей исчезали, а другие появлялись, - в этом, собственно, и состоит развитие. Ведь взрослый человек утрачивает множество способностей, которыми он обладал, когда был ребенком. Вспомним, младенцы очень редко болеют, а дети в самом раннем возрасте удивительно легко выучивают языки. Если брать эти способности изолированно, любой ребенок может быть назван сверхчеловеком и гением; на самом деле это “просто” ребенок. Мы не завидуем ребенку в том, что он легко постигает языки, мы не пытаемся забыть этот факт, - он нам ничем не угрожает, он относится к ребенку. Столь же спокойно следует принять и тот факт, что мир, который мы считаем несуществующим или крайне сомнительным, был доступен для наиболее выдающихся людей греко-латинской эпохи (Плотин - или даже Брунетто Латини, мир которого отобразил Данте), этот мир полубессознательно воспринимался в египетскую эпоху, а еще раньше, в самом начале нашей цивилизационной ветви, этот мир был явен и очевиден - что совершенно не значит, что он был осознан и воспринимался так, как мы в ХХ веке считаем необходимым воспринимать реальность.

Тем самым мы можем отметить еще одну черту душевной жизни людей Запада, черту, которая появилась в глубокой древности, задолго до начала Нового времени и связана с предыдущей “границей эпох”, - представление о направленном течении времени, от имевшего место начала к некоторой предсказанной цели.

Изменение представлений о времени

Для современного человека столь привычно считать, что время упорядочено и линейно, что один миг следует за другим, что прошлого и будущего не существует, а есть только настоящее, - что он отказывает нормальному человеку в праве придерживаться иных взглядов на время. Раз в Средние века жили обычные люди, значит, они так же, как мы, воспринимали время. По этой причине аргумент относительно изменений представлений о времени, наблюдаемый в некоторой последовательности форм религиозной жизни, кажется не имеющим силы - ведь время действительно линейно и направленно, скажет современный человек.

Однако имеется много свидетельств, что время в Средние века воспринималось иначе, для людей того периода оно было иным. Будущее присутствовало в настоящем (например, человек нес следы ран, которые будут получены им в будущей битве, - как об этом рассказывается в исландских сагах), прошлое могло измениться, оказаться не бывшим (возвращение умерших в примерах из средневековых проповедей). Одно и то же событие могло происходить разновременно, в двух разных моментах будущего. Средневековые христиане верили, что Страшный суд ждет их сразу после смерти, когда душа получит воздаяние за грехи. В то же время они полагали, что, согласно Писанию, Страшный суд будет в конце времен, по окончании истории человечества, после второго пришествия. Это один и тот же Страшный суд, но происходит он в разные моменты времени; учитывая, что душ множество и умирают они на протяжении всей истории, Страшный суд всегда одномоментен, это не неопределенная длительность, а временное явление, и он же вечен, является постоянной составляющей времени (этот пример подробно рассмотрен А.Я. Гуревичем, 1984).

В Средние века существовало множество временных шкал. Время определяли по кругу времен года, связанному с кругом сельскохозяй ственных работ. Отсчет времени производился по важным событиям жизни (“через год после того грибного лета”; “в тот год, когда маленького сына Эльзы унес волк” и т.д.), по христианским праздникам (“на прошлую Пасху”), по годам правления королей… У современного человека также может существовать несколько временных шкал, но он уверен, что они всегда могут быть согласованы и даже должны быть согласованы; современный человек уверен, что есть правильная шкала абсолютного времени, время календарное, определяемое часами, а остальные шкалы - вспомогательные, с их помощью в быту иногда производится неточное указание времени (“вчера вечером” есть неточная замена “20.35 такого-то числа и года”). То есть любое, даже неточное указание времени есть ссылка на единую ось времени, общую для всех. Иное решение представляется абсурдом. Тем не менее в сознании людей Средневековья шкалы эти были более независимы и соотнесение их было делом нетривиальным, а главное - не обязательным. Марк Блок (1986:148) показал, что около 1000 г. не было паники по поводу надвигающегося конца света, поскольку время этого конца приходилось по разным системам отсчета на совсем разные сроки. Годы считали по годам царствования разных королей и по годам понтификата, отсчет различался от места к месту, дело путал пятнадцатилетний налоговый цикл, по которому многие отмеряли время. Большинство вело счет по церковным праздникам, которые были подвижными, не привязанными к календарю, и вычислялись лишь с большим трудом. Поскольку церковь запретила праздновать 1 января как языческий праздник, начало года было в разных системах связано с разными датами. Все вместе составляло значительную неразбериху, так что даже желающий испугаться поуспокоился, ибо наступление тысячного года приходилось, даже если ориентироваться по самым распространенным календарям, на семь разных дат, разнесенных между собой почти на год. В результате всеобщей паники не было, было тревожное ожидание грозной даты, нараставшее и стихавшее от места к месту. Представле ние о единой оси времени, на которой точно указан срок каждого события, в таких условиях складывалось с большим трудом.