Сергей Нечаев - Маркиз де Сад. Великий распутник, скандальный романист или мечтатель-вольнодумец?

Было ли такое у маркиза де Сада? Нет, не было.

Эрих Фромм утверждал:

«Садист хочет стать хозяином жизни».

Было ли такое у маркиза де Сада? Нет, не было.

Эрих Фромм заявлял:

«Еще один важный элемент в синдроме садизма составляет готовность подчиняться и трусость. Это звучит как парадокс, когда говорят, что садист – легко подчиняющийся человек, однако данное явление с точки зрения диалектики вполне закономерно. Ведь человек становится садистом от того, что чувствует себя импотентом, неспособным к жизни… Он пытается компенсировать этот недостаток тем, что приобретает огромную власть над людьми, и тем самым он превращает в Бога того жалкого червя, каковым он сам себя чувствует».

Было ли такое у маркиза де Сада? Нет, не было.

Так был ли маркиз де Сад классическим садистом, достойным того, чтобы его именем назвать само это понятие? Нет, не был.

Его книги воспроизводят впечатление, будто автор стремился к невозможному и к изнанке жизни. <���…> Это родилось от одиночества тюремной камеры. В действительности, чтобы сформулировать четкое, ясное, постоянно обновляемое и возрождаемое сознание того, что возникает из эротического импульса, необходимы нечеловеческие условия жизни заключенного. Оказавшись на свободе, Сад мог бы утолить съедающую его страсть, но тюрьма отняла у него эту возможность.

Симона де Бовуар, французская писательница, представительница экзистенциальной философии и идеолог феминистского движения, в своем полемическом эссе «Нужно ли сжечь маркиза де Сада?» утверждает, что нашего героя убили – «сначала скукой тюрьмы, потом нищетой и, наконец, забвением».

Далее она пишет:

«Память о Саде была искажена многочисленными выдумками, само его имя погребено под грузом таких слов, как «садизм» и «садистский». Его частные записки потеряны, рукописи сожжены, книги запрещены. Хотя в конце XIX века несколько любознательных умов <���…> проявили к нему интерес, только Аполлинер вернул ему место во французской литературе. Однако до официального признания еще далеко. Можно пролистать объемистые труды «Идеи XVIII века» или даже «Чувственность в XVIII веке» и не встретить его имени. Вполне понятно, что именно в ответ на это умолчание почитатели Сада объявили его пророком, предтечей Ницше, Фрейда, Штирнера [23] Макс Штирнер (он же Йоганн-Каспар Шмидт) (1806–1856) – немецкий философ, предвосхитивший задолго до их возникновения идеи нигилизма, экзистенциализма и анархизма. и сюрреализма. Но этот культ «божественного маркиза», основанный, как и все культы, на ложном представлении, служит только его предательству».

Де Сада никогда не забывали. Им восхищались Флобер, Бодлер и большинство других радикалов и гениев конца XIX века. Он был одним из святых покровителей сюрреализма, фигурой, определившей мысль Бретона.

Аполлинер, «открывший» Сада, высказался о нем как о «самом свободном из когда-либо существовавших умов». Это представление о маркизе было подхвачено сюрреалистами. <���…> Это было в основном эмоциональное восприятие. В произведениях Сада сюрреалистов увлек вселенский бунт, который они сами мечтали учинить; Сад стал для них символом протеста против ханжеской морали. Коли буржуа эпатируют романы маркиза, коли он считает их одиозными, скандальными, безнравственными – так да здравствует Сад! Маркиз был привлечен на службу «сюрреалистической революции», потому что эротика – это «булыжник» сюрреализма.

Мнение Гийома Аполлинера в первой половине XX века не было уникальным, его разделял и Марсель Эн, автор книги о маркизе де Саде, видевший в нем «противника любого нравственного конформизма» и основателя морали свободы: «Многогранное творчество этого либертена посрамит его хулителей, упорно продолжающих видеть в нем вульгарного распутника».

Я не склонен слишком высоко оценивать романы Сада, но вижу его огромное значение. Думаю, это ключевая фигура в истории модернизма, более того – в истории отчуждения личности. Он был нигилистом раньше, чем возникло это слово, предвидением Достоевского и Ницше.

Следует признать, что людей, которые относятся к маркизу де Саду не как к психически больному злодею, а как к обычному человеку и весьма любопытному писателю, всегда можно было пересчитать по пальцам.

Настойчивость, с какою Сад всю свою жизнь исследовал исключительно извращенные формы человеческой природы, доказывает, что для него важно было одно: заставить человека возвратить все зло, которое он только способен отдать. <���…> То, что зло так и не разгорается, хотя может вспыхнуть в любое мгновение, мучило и тревожило Сада; поэтому [ему – Авт.] необходимо, чтобы зло разразилось раз и навсегда, необходимо размножение плевел, тогда разум сможет вырвать их из почвы и истребить. Короче говоря, необходимо раз и навсегда установить в мире царство зла; тогда оно уничтожит самое себя, а разум Сада обретет, наконец, покой. Но нельзя и помыслить о таком покое, нельзя хотя бы на мгновение представить его себе, поскольку каждая минута чревата злом, тогда как Свобода отказывается признать, что она существует лишь благодаря злу, утверждая, будто живет во имя добра.

Конечно, гораздо проще вслед за сексологом Рихардом фон Краффт-Эбингом называть «садизмом» любые извращения, ставя при этом маркиза де Сада в один ряд с такими моральными уродами, как генерал СС Зепп Дитрих или Андрей Чикатило.

Кстати сказать, в этом смысле маркизу де Саду «повезло» точно так же, как доброму доктору Жозефу Гильотену, именем которого почему-то была названа кровавая гильотина. Этот человек был противником смертной казни и никакой гильотины не изобретал, но имя его именно так «вляпалось» в историю. И теперь уже ничего невозможно изменить, ибо устоявшиеся за века стереотипы практически не поддаются корректировке.

Маркиз де Сад тоже в общественном сознании прочно ассоциируется с понятием «садизм», то есть со склонностью к насилию и получением удовольствия от причинения страданий другим.

Но зададимся вопросом, а так ли это справедливо? И почему имя маркиза де Сада заслуживает нашего интереса?

Кто бы что ни говорил, читать произведения маркиза по большей части не слишком приятно, хотя почти все они изданы и переведены на множество языков. Что же касается его грехов, то история дает нам огромное количество гораздо более «интересных» в этом плане персонажей.