Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

23 февраля семейный врач Эрнст Арнольд Паулюс закрыл практику в Пфорцхайме пораньше и поспешил на вокзал, надеясь не опоздать и успеть попрощаться с дочерьми. Обе – Эльфрида и Ирмгард – начали изучать медицину, решив пойти по стопам отца, что, как тот надеялся, сделает и их брат, Гельмут. Правда, о нем никто больше ничего не слышал, с тех пор как в ноябре 1943 г. он после отпуска пропал без вести на Восточном фронте. Под гребенкой мобилизации осени 1944 г. Эльфриду и Ирмгард отозвали из университета и определили на службу медсестрами Красного Креста; теперь обе работали вместе в военном госпитале в Хайльбронне. Поезд ушел раньше, чем отец появился на вокзале, как раз перед начавшимся в 7:50 вечера авианалетом. Это спасло жизни им и ему, поскольку в самый опасный момент доктор Паулюс очутился не в центре Пфорцхайма под бомбами, а на пути домой в пригород. Неожиданно ранний рейд с задействованными в нем 368 самолетами продлился всего 22 минуты. Как только рокот авиационных моторов стал стихать вдали, Эрнст Паулюс отправился на пункт экстренной медицинской помощи в гимназии Пфорцхайма, но по дороге к городскому центру вынужденно сменил направление из-за клубов дыма. Когда он наконец добрался до гимназии, верхние этажи ее уже горели. Твердо намереваясь выполнять врачебный долг, Паулюс развернул пункт первой помощи в подвале, где проработал всю ночь и следующий день, оказывая помощь толпой валившим ходячим раненым, пока на помощь не пришел второй врач [1034] MfK-FA, 3.2002.7209, Эрна Паулюс к сестре Марте Рётер, 24/25 and 26 Feb. 1945; Friedrich, Der Brand, 109–116. .

Здание с практикой Эрнста Паулюса накрыло бомбами со всеми обителями. Жена насчитала четырнадцать погибших только среди врачей. Пожарные гидранты не работали, и приехавшая тушить огонь команда бессильно взирала на то, как огонь пожирает старый город с его узкими улочками, семейными мастерскими и фахверковыми домиками. Полному уничтожению подверглась площадь примерно 4,5 квадратного километра. На расчистку развалин и сбор мертвых тел потребовалось много месяцев – все закончилось, когда лето уже перевалило за середину. Поначалу полиция насчитала 7000 или 8000 погибших, но постепенно число достигло 17 600 человек, составив таким образом около 20 % всего городского населения, что сделало налет на Пфорцхайм одной из самых результативных по потерям бомбежек немецких городов [1035] Taylor, Dresden, 427–428. .

В то время как Эрна Паулюс и горничная принялись заделывать порванные светомаскировочные шторы и забивать картоном выбитые окна, муж открыл врачебный кабинет дома, воспользовавшись оборудованием с пункта первой помощи в гимназии. В Пфорцхайме не осталось ни лавок, ни магазинов – он напоминал вымерший город. Кормиться Паулюсам приходилось с помощью близких, друзей и пациентов из ближайших сел и местных фермеров, которые обеспечили доктора драгоценной провизией – яйцами и мясом. И все же, несмотря на сокрушительные демонстрации господства союзников в воздухе, полную неизвестность судьбы Гельмута, беспокойство о втором сыне Рудольфе, который теперь тоже служил на фронте, Эрна и Эрнст Паулюс не выказывали никаких признаков пораженчества. Эрна занималась починкой одежды для дочерей в Хайльбронне, штопала для семьи чулки и носки, гладила одежду, когда давали электричество. В конце марта они продолжали во все уши слушать немецкие сводки с фронтов; в отсутствие напряжения пользовались кристаллическим детекторным приемником племянника [1036] MfK-FA, 3.2002.7209, Эрна Паулюс к дочерям, 27 Mar. 1945. .

Сестра Эрны Паулюс, Кэте Вурстер, пришла в ужас от известий из Пфорцхайма, хотя, как она выразилась: «Берлин недели напролет пунктуально подвергается налетам каждый вечер. Иногда – время от времени – крупным. Но Берлин большой, – писала она из своего уютного юго-западного пригорода. – Бомбят то и дело, но в Целендорф не попадают». В том месяце в местном кинотеатре, размещенном в безопасном подземелье станции «Онкель Томс Хютте», аудитория отказалась смотреть новостной ролик перед сеансом. В соответствии с рапортом офицера вермахта: «Ряд зрителей совершенно вульгарным поведением – топанье, свист, улюлюканье и т. д. – насильно заставили поменять программу. Народ сначала хотел посмотреть главный фильм… Кому теперь интересен киножурнал, когда всё там вранье, пропаганда и т. д.?» Протест обусловливался вовсе не политическими причинами: аудитория опасалась, как бы регулярный вечерний авианалет не прервал премьеру художественного фильма «Солистка Анна Альт» – классической музыкальной истории на основе непростых взаимоотношений Роберта и Клары Шуман. И верно, когда сирены зазвучали в свой час, останавливать пришлось киножурнал. В других кинотеатрах убедились, что попытки свернуть программу после длительных пауз из-за авианалетов сопровождаются «бурными сценами, в ходе которых нет недостатка крепким замечаниям» [1037] MfK-FA, 3.2002.7209, Катарина Вурстер к Эрне Паулюс, 15 Mar. 1945; Wette, Das letzte halbe Jahr, 142, 332; 172 and 209. .

Спрос на билеты в кино оставался высоким, как и всегда, невзирая ни на какие авианалеты. Если и говорить о их воздействии, то бомбежки лишь сделали киноманов более нервными и ревнивыми в отношении того, что кому положено и не влез ли кто без очереди, особенно теперь, после того как осенью закрылись театры. Но и фильмов стало мало. Одна из антибританских картин в репертуаре, «Титаник», пала жертвой авианалетов. С любовью и обожанием снятая на балтийском круизном лайнере, лента вышла на экраны в 1943 г., но только в оккупированной Франции, где сцены жесткого социального разделения – брошенные на погибель пассажиры третьего класса – нацеливались на поддержание англофобии. Однако, прежде чем пустить фильм в прокат в Германии, Геббельс испугался, как бы кадры массовой паники среди пассажиров нижних палуб, очутившихся в западне на тонущем корабле, не породили нежелательных ассоциаций у жителей подвергшихся бомбардировкам городов. Так картину положили на полку [1038] Titanic, dir. Werner Klingler and Herbert Selpin, 1943; Strobl, The Germanic Isle, 150–152. .

Стараясь хоть немного оттенить летние поражения, Геббельс распорядился начать самый крупный и наиболее дорогой проект – съемку цветного исторического фильма из эпохи наполеоновского завоевания Пруссии. В основе сюжета лежала безнадежная для обороняющихся осада Кольберга в 1807 г. французскими войсками. В картине воспевался новый дух сопротивления, родившийся тогда и приведший к «освободительной войне» 1812–1813 гг. В фильме бургомистр Кольберга обращается к прусскому командующему, генералу фон Гнейзенау, со следующей речью: «Я соглашусь скорее быть погребенным под развалинами, чем сдаться» – и поднимается с колен только после того, как легендарный прусский военачальник отвечает: «Именно это я и хотел услышать от вас, Неттельбек. Теперь мы можем умереть вместе». Премьера прошла символически в другой прибрежной немецкой «крепости», французском порту Ла-Рошель, 30 января 1945 г. Мало кто из немцев увидел картину, хотя ее главный мотив романтического патриотизма сделался повсеместным в народе. В ленте цитировались те самые строки поэта-романтика Теодора Кёрнера, которыми двумя годами ранее воспользовался Геббельс в конце речи с призывом к «тотальной» войне: «Воспрянь, народ, и пусть грянет буря!» Однако, если отважный и самоотверженный хуторянин из Померании в фильме подпалил собственный двор, применив против французов тактику «выжженной земли», сотни тысяч бежавших из Силезии, Восточной Пруссии и Померании немецких крестьян одолевали совсем иные заботы [1039] Kolberg, dir. Veit Harlan, 1945; Welch, Propaganda and the German Cinema, 221–237; Noakes (ed.). Nazism, 4, 494. .