Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Даже в 1945 г. в Германии существовали два совершенно разных типа разговоров о вине. В одном случае все концентрировалось на проигрыше в войне – на том, кто виноват в постигшей немцев «катастрофе». Это выражение жалости к себе среди членов немецкой «народной общности» в последние недели войны зафиксировали сотрудники СД. В другом речь шла о военных преступлениях немцев и о нравственной расплате, которую, как они ожидали, от них потребуют победители союзники. Об этом предупреждал и Геринг в октябре 1943 г.: «Пусть никто не пребывает в иллюзиях и не думает, будто сможет выйти и сказать когда-либо потом: я всегда оставался добрым демократом при этих отвратительных наци» [1133] Longerich, ‘Davon haben wir nichts gewußt!’, 204: Göring, 4 Oct. 1943. .

Этот диссонирующий дуализм немецкой вины – совершенные против евреев преступления и проигранная война как еще большее преступление – в послевоенные годы не ослабевал, а лишь глубже укоренялся в народном сознании. Несмотря на отчетливо различные идеологические подходы у оккупационных властей разных зон к «переучиванию», к моменту образования трех государств – наследников Третьего рейха в 1949 г. во всех них чувство принесенной немцами жертвы затмевало собой любое чувство разделенной ответственности за мучения жертв Германии. Массовые смерти, отсутствие жилья, изгнание и голод делали поражение и первые годы оккупации куда худшими для многих гражданских немцев, чем пережитое в ходе самой войны. При этом не существовало великого национального дела, способного служить оправданием или компенсацией за перенесенные страдания.

Когда союзники верстали новые границы в послевоенной Европе, Советская Украина и Польша передвинулись в западном направлении, в процессе чего вагоны для скота вновь послужили незаменимым подспорьем при демографическом переделе Восточной Европы. Руководство Советского Союза переселило 810 415 поляков – многих из их исторических центров в Восточной Галиции, из Львова [1134] История Львова началась намного раньше, чем он стал «историческим центром» поляков, а именно в XIII в., когда город построил один из князей Древней Руси Даниил Галицкий, назвав его в честь сына Льва. и Ровно. Со своей стороны, 482 880 украинцев переехали восточнее – на вновь расширившиеся территории Украинской ССР. В чрезвычайно «смешанном» польско-немецком регионе Верхней Силезии приток польских поселенцев с востока стал административным поводом для выселения этнических немцев вполне упорядоченным способом.

В других местах высылка приобретала больше черты наказания и символический смысл. В освобожденном чехословацком еврейском гетто Терезин (Терезиенштадт) поселились интернированные немцы, умолявшие местного русского коменданта не уезжать из страха в противном случае быть поголовно перебитыми чехами. Те заставляли немецких гражданских лиц, ожидавших подачи товарных составов для переезда в Германию, петь и плясать, ползать и выполнять гимнастические упражнения. 30 мая 1945 г. всех 30 000 немецких жителей Брно (или Брюнна, как они называли город) подняли с постелей и заставили выйти на улицу, после чего погнали пешком к лагерям на австрийской границе, избивая по пути. Около 1700 из них умерли в ходе этого прозванного немцами «Брюннского марша смерти». Леони Баудиц с семьей вышвырнули из Бреслау в январские снега 1946 г. Только через целых пять суток теплушка доставила их во Франкфурт-на-Одере.

К 1947 г. обглоданный остов Германии, состоявший из четырех союзнических оккупационных зон, вынужденно принял 10,096 миллиона немецких беженцев и изгнанников из Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии. Вдобавок по состоянию на 1946 г. свыше 3 миллионов эвакуированных во время войны проживали в сельской местности, не имея возможности или опасаясь вернуться в разрушенные города, оставленные два или три года назад, особенно если путешествие в родные места предполагало переход плотно охраняемых границ оккупационных зон [1135] Service, Germans to Poles ; Naimark, The Russians in Germany ; Douglas, Orderly and Humane ; Leonie Biallas in Jacobs, Freiwild , 45–47. .

В мае 1945 г. наступил день свободы для 8 миллионов иностранцев в Германии. В первых встречах с союзническими солдатами немецкие крестьяне обычно просили трудовых невольников выступать посредниками между ними и военными. В считаные недели немецкое население стало обращаться к завоевателям за защитой от банд грабителей из иностранных рабочих, наведывавшихся на хутора по ночам с требованием еды, одежды, денег, а зачастую и с желанием отомстить за годы тягот и унижений. Число таких отрядов постоянно сокращалось по мере применения политики репатриации «перемещенных лиц» (вынужденных мигрантов). К началу 1947 г. в Германии оставалось не более миллиона инородцев, в основном на западе – 575 000 человек в американской и 275 000 человек в британской зонах. Их число росло из-за евреев, бежавших в западном направлении в страхе перед погромами, прокатившимися по послевоенной Польше; худшие эксцессы произошли в Кракове и Кельце, где в начале июля 1946 г. жертвами стали сорок два еврея из общины в двести человек. К октябрю 1946 г. приток евреев в западные области Германии составил 160 000 человек. Вразрез с общепринятой политикой репатриации из Германии всех восточных европейцев этой группе населения американское военное правительство разрешило миграцию в западном направлении. Особенность порядка в американской зоне состояла еще и в содержании евреев в отдельных лагерях. Во французской и британской зонах действовал очень опасный принцип государственной принадлежности, поскольку евреи оказывались бок о бок с бывшими немецкими коллаборационистами, имевшими собственные причины сопротивляться «репатриации» [1136] Bundesministerium für Vertriebene, Dokumentation der Vertreibung, 1, 199–200 and 205–206; and Moeller, War Stories, 81; KA 3666/1, дневник Гизелы Г., 26 April, 12, 26 and 27 May and 6–27 June 1945; Evans, Rituals of Retribution, 750–755; Jacobmeyer, Vom Zwangsarbeiter zum heimatlosen Ausländer, 212–214, 217, 211 and 224–231; Gross, Fear; Königse- der and Wetzel, Lebensmut im Wartesaal, 25, 42 and 47–53; Shephard, The Long Road Home. .

Однако даже в американской зоне перемещенным лицам еврейской национальности жилось нелегко. Коль скоро на евреев приходилась значительная доля вынужденных мигрантов, стародавний образ еврея как архетипического мошенника приобрел новое измерение. 29 марта 1946 г. 180 немецких полицейских с собаками устроили рейд на еврейский лагерь на Рейнсбургштрассе в Штутгарте в поисках товаров для торговли на черном рынке. Хотя участники облавы нашли только несколько яиц, рейд вылился в самый настоящий бой с вынужденными мигрантами еврейской национальности. Погиб один из уцелевших узников концентрационного лагеря, совсем недавно воссоединившийся с женой и двумя детьми. Американские военные власти отреагировали немедленно, запретив немецкой полиции доступ в места содержания евреев [1137] YIVO Archives, Leo W. Schwartz Papers, 87, ‘Displaced Persons, 1945–1946: Office of the Chief Historian European Command’, 61–62; Königseder and Wetzel, Lebensmut im Wartesaal, 138; Jacobmeyer, Vom Zwangsarbeiter zum heimatlosen Ausländer, 193–194. .