Эндрю Петтигри - Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

«Каждый, кто считает себя другом этой страны, должен сокрушаться о том, что коронованная особа, наделенная столь великими и благородными качествами, которую Англия верно чтит, может дойти до того, чтобы давать от своего священного имени разрешение на самые гнусные деяния… Я желаю, так же как и любой человек в королевстве, увидеть честь короны восстановленной в истинно королевском величии. Я проливаю слезы, видя, как она опустилась до торговли собой» [833] Cash, Wilkes , p. 119. .

Это не могло остаться без ответа. Власти выпустили ордер на арест всех, кто был связан с публикацией. Ставки поднялись. До этого момента «Норт Брайтон» была, по сути, инструментом споров внутри политической элиты. Теперь же, после ареста издателя, типографа, перевозчика и разносчиков (всего 49 человек), у Уилкса появилась возможность, которой он так ждал: испытать на прочность границы свободы прессы.

Судебное дело касалось двух вопросов: мог ли Уилкс как член Парламента быть освобожден от ареста за клевету (пусть даже такую чудовищную); и насколько был законен ордер на арест, в котором было названо скорее само преступление, чем его участники. По обоим пунктам «Норт Брайтон» была оправдана. Участников публикации освободили и выплатили им компенсацию за ложный арест. Уилкс стал знаменитостью. До суда Уилкс тревожился, что его никто не знает в лицо. Теперь этот недостаток был исправлен, в первую очередь, благодаря враждебному, но очень широко распространенному печатному органу Уильяма Хогарта (он был тори, а значит противник). Вскоре лицо Уилкса было повсюду: на листовках с балладами по случаю его освобождения, отпечатанное на фарфоровой посуде, на чайниках, на табачных листах [834] Public Advertiser, 17 December 1769. Quoted Clarke, Grub Street, p. 90. . Таковы были плоды славы в Лондоне XVIII века. И хотя обвинения в непристойном поведении и бегство за границу замутили воду, у Уилкса все еще были сторонники. Его борьба за место в Парламенте от Миддлсекса в 1768-м и 1769-м сделала его чуть ли не национальным героем.

Пресса приободрилась и стала пробиваться дальше по всем фронтам. «Ландон Дэйли Пост энд Дженерал Адвертайзер» была в основном рекламной газетой, пока новые издатели, Генри Вудфолл и его сын Генри Сэмпсон Вудфолл, не дали ей новую жизнь. Газету переименовали в «Паблик Адвертайзер», а ключевым нововведением стало то, что вдобавок к известиям внутренней политики в газете появились резкие политические эссе, публикуемые анонимно как «Письма Юния». Они имели весьма антиправительственный настрой, так что в 1769 году письмо, адресованное королю, привело к аресту Вудфола-младшего и нескольких других членов редакции, лишь перепечатавших то, что, по сути, было невероятно точным личным выпадом. «Главное несчастье всей вашей жизни, — писал Юний королю, — в том, что вы никогда не услышите голоса правды, до тех пор, пока не различите его в жалобах вашего народа» [835] Clarke, Grub Street , p. 92. .

Трое редакторов предстали перед судом. Лорд Верховный судья Мэнсфилд управлял присяжными, так как только судья мог определить, имела ли место мятежная клевета. Присяжным предстояло установить, были ли обвиняемые ответственны за эту публикацию.

Упрямый отказ присяжных следовать указаниям коренным образом изменил закон о клевете и значительно уменьшил случаи его использования как средства контроля над прессой. Хотя обвинение в мятежной клевете все еще висело над прессой, английским властям нужно было убедиться в сговорчивости коллегии присяжных, а не только в послушном судье, а это было сложнее.

16.1. Плоды славы. Джон Уилкс, увековеченный на эмали

До сих пор газеты направляли свои нападки на правительство, и в этом они полагались на поддержку недовольных из числа политической элиты. Теперь внимание переключилось на прерогативы Парламента как такового. Право на публикацию процедур заседания Парламента было спорным на протяжении века, с тех пор как репортажи с заседаний поддержала парламентская оппозиция Карлу I в 1640 году. Во времена Реставрации свобода была урезана Карлом II, затем это право периодически вновь возвращали и снова запрещали. Это было, в основном, заботой оппозиции, о которой она легко забывала, случись ей оказаться у власти. Газеты подрывали авторитет власти, печатая «отрывки» из речей, зачастую имеющих отношение больше к воображению автора, нежели к реальному положению дел. Сэмюэл Джонсон, создавший себе имя на парламентских репортажах, признался друзьям, что так полюбившаяся всем речь Питта была полностью его работой: «Я написал эту речь в каморке на Эксетер Стрит» [836] Только в 1972 году парламент официально откажется от запрета на репортажи о своих дебатах. .

Идея возникла в 1771 году, когда типограф замечательного «Миддлсекс Джорнал ор Кроникл оф Либерти» был призван к ответу вместе с другими соучастниками из-за того, что они предали гласности дебаты в Палате общин, что противоречило регламенту. Уилкс, бывший теперь лондонским чиновником, смог при помощи бессовестных манипуляций судебным процессом добиться закрытия дела на основании того, что заявленное нарушение не противоречит существующим законам, а обнародование опровергает неотъемлемые права. Дабы не вступать в открытое противостояние с мнением лондонцев, Парламент сдался. Больше попыток репортажа с парламентских дебатов не предпринималось. Поскольку ведение записей было теперь запрещено, журналистам приходилось полагаться на несовершенную память и живое воображение [837] Robert R. Rea, The English Press in Politics, 1760–1774 (Lincoln, NB: University of Nebraska Press, 1963), p. 5; Stephen J. A. Ward, The Invention of Journalism Ethics (Montreal: McGill University Press, 2004), p. 155. .

Эти противостояния ознаменовали замечательный прорыв в принципах свободной прессы, обладающей правами как докладывать о событиях, так и предлагать читателям свое мнение (и, в том числе, едкую критику). В начале XVIII века Верховный судья Холт считал, что критика правительства является преступлением, потому что «для всех правительств необходимо, чтобы народ имел о нем хорошее мнение» [838] The political beacon: or the life of Oliver Cromwell, impartially illustrated (London, 1770), p. 3, quoted Clare Brant, Eighteenth-Century Letters and British Culture (Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2006), p. 176. . Шестьдесят лет спустя такое мнение уже считалось устаревшим; стало аксиомой утверждение о том, что «государственных мужей следует исправлять, если они совершают промахи, и карать, если они совершают злодеяния», и делать это должна пресса [839] Clarke, Grub Street , p. 95. . Человек типа Уилкса вполне мог выжить — и даже благоденствовать — благодаря тому, что его взгляды претерпевали трансформации довольно быстро. Это защищало его от последствий его неуемной наглости, которая веком раньше могла привести его к краху.