Эндрю Петтигри - Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Пение также было важной частью праздников. Самыми популярными из этих политических песен были те, которые отражали общественное настроение праздника, обычно на уже знакомую мелодию просто придумывали новые слова (композиции, известные как contrafacta ). А еще пение помогало справляться с плохими новостями. Издатели, как правило, не хотели испытывать терпение местных властей, публикуя прозаические рассказы о сокрушительном поражении, поэтому такие неприятные новости обычно передавались из уст в уста. Но даже здесь нужно было быть осторожными. Венецианский сенат, безусловно, осознавал потенциальную опасность свободного распространения политических песен во время кризиса. В 1509 году власти вмешались и запретили продажу песни, в которой критикуют императора Священной Римской империи Максимилиана I, бывшего врага, но теперь союзника (возможно, продавец просто не поспевал за ходом событий). И в то же время сенат продолжал поощрять продажу песен, направленных против Феррары.

В этот период песни были основным видом коммуникации на политические темы [293] The conclusion, and telling phrase of Rosa Salzberg. Salzberg and Rospocher, ‘Street Singers’. . Но по прошествии века итальянские уличные певцы, похоже, стали выбирать более безопасную тематику. Посредством песен они праздновали отмену непопулярного налога или сообщали о разрушенном мосте. Отчасти это могло быть самоцензурой, но также отражало более враждебный политический климат. Во второй половине XVI века итальянские власти решили навести порядок в общественных местах. Регулирование выступлений в публичных пространствах было вызвано неодобрением Контрреформацией всего, что порочит достоинство общественной религии. Новые ограничения могли также рассматриваться как попытка внедрения новой политики в сочетании с притеснением авторов паскинадов и новостных рукописей avvisi [294] См. главу 5. . В отношении уличных певцов, однако, эта попытка регулирования, похоже, не принесла плодов. Как члены маргинальной социальной группы, странствующие певцы теряли гораздо меньше, чем авторитетные типографии и владельцы информационных агентств. Когда в 1585 году Томмазо Гарзони опубликовал свою энциклопедию профессий, уличный певец занял в ней видное место. Он писал о них так: «Выросли, как сорняки, и заполонили города так, что от них не избавиться — на каждой площади не видно ничего, кроме шарлатанов или уличных певцов» [295] Tommaso Garzoni, La piazza universale di tutte le professionini del mondo (1585). .

В Германии тоже использовали живое музыкальное сопровождение с целью прославления политики. Мартин Лютер был страстным музыкантом и сочинителем гимнов: некоторые из его сочинений до сих пор весьма востребованы. Мелодии вскоре стали настолько популярными, что стали использоваться в политическом контексте (позже французские кальвинисты применяли мелодии псалмов точно так же) [296] Andrew Pettegree, Reformation and the Culture of Persuasion (Cambridge: Cambridge University Press, 2005), Chapter 3. . Пик политической песни в Германии пришелся на период после поражения протестантов в Шмалькальденской войне (1546–1547). Победивший Карл V теперь попытался посредством Аугсбургского временного соглашения добиться частичного восстановления традиционных католических обычаев и верований. Некоторыми протестантскими городами и теологами, включая Филиппа Меланхтона, это было принято неохотно, однако большая часть лютеранской Германии стояла твердо. Под предводительством свободного города Магдебурга в героическом четырехлетнем сопротивлении лютеране выразили свои страдания шквалом брошюр и песен [297] Nathan Rein, The Chancery of God: Protestant Print, Polemic and Propaganda against the Emperor, Magdeburg 1546–1551 (Aldershot: Ashgate, 2008). . Прилежный поиск печатных и рукописных источников позволил нам выявить большое количество песен об этом периоде [298] Приложение к изданию: Thomas Kaufmann, Das Ende der Reformation: Magdeburgs “Herrgotts Kanzlei” (1548–1551/2) (Tubingen: Mohr Siebeck, 2003). . Большинство композиторов были людьми образованными. По крайней мере, изначально это не было уличной музыкой, хоть впоследствии и стало ею. Католический летописец Магдебурга вспоминал:

«Само по себе это промежуточное учение было воспринято с презрением. Они проклинали его и воспевали его. Они пели “Блажен тот, кто может уповать на Бога и не одобрять новую религию, ибо за ней стоит дурак”» [299] Rebecca Wagner Oettinger, Music as Propaganda in the German Reformation (Aldershot: Ashgate, 2001), p. 137, and the chapter, ‘Popular Song as Resistance.’ .

А Лютер сочинил на эту тему сатирическую песню Ach du arger Heinz (нем. «Ах ты, плохой Хайнц»), направленную против убежденного католика Генриха Брауншвейгского [300] Wagner Oettinger, Music as Propaganda, pp. 118-19. Oettinger’s table 4.2 (p. 113) .

Когда истощение запасов и тупиковое военное положение вынудили Карла V пойти на компромисс, лютеранство в Германии вновь обрело свободу. Магдебург сдался тогдашнему союзнику Карла, Морису Саксонскому, на удивительно хороших условиях. Однако Морис сделал одно исключение из этого снисхождения: он потребовал, чтобы министр Эразм Альбер был изгнан из города. Вклад Альбера в публикуемую литературу сопротивления, почти полностью состоящую из гимнов и сатирических песен, явно произвел на него впечатление. Морис настаивал на том, что, поскольку Альбер нападал на него в публичных и частных письмах, от него нужно избавиться [301] Jane Finucane, ‘Rebuking the Princes: Erasmus Alber in Magdeburg, 1548–1552’, in Bromilow (ed.), Authority in European Book Culture. For Alber’s works, Kaufmann, Ende der Reformation , appendix I and pp. 371-97. .

Вспоминая, каким успехом пользовались песни среди народа, лютеранские государства твердо решили, что не допустят использования их против себя. Несколько городов приняли меры по контролю или запрету рыночных песен и певцов. Еще в 1522 году Аугсбург потребовал от своих типографов дать клятву, что они не будут печатать никаких постыдных книг, песен или стихов. Когда в 1534 году город, наконец, провел реформу, в новом постановлении о дисциплине четко оговаривалось, что это незаконно — писать, продавать, покупать, петь, читать или размещать подобные песни и баллады [302] Allyson Creasman, Censorship and Civic Order in Reformation Germany, 1517–1648 (Aldershot: Ashgate, 2012), pp. 27–30, 73. .

В Германии контроль над общественным мнением производился иначе, чем в других государствах Западной Европы. В большинстве немецких городов, как правило, книги и брошюры подвергались проверке перед публикацией. На практике же это занимало очень много времени, а назначенные цензоры, обычно гражданские чиновники, а не священнослужители, были слишком заняты другими обязанностями. Таким образом, большинство немецких властей в основном полагалось на самодисциплину, поощряемую суровыми наказаниями, когда они узнавали об особо злонамеренных или политически опасных публичных высказываниях.

Изучая систему управления общественным мнением в одной особенно важной юрисдикции — великом имперском городе Аугсбурге, — мы были поражены, как часто эти вмешательства были вызваны не печатью, а пением. В 1553 году один книготорговец попал в неприятности, когда запел в таверне песню, высмеивающую недавнее унижение Карла V при осаде Меца. Если продавец пытался проверить спрос на подобную песню, то тест не удался, так как большинство пьющих были слишком потрясены, чтобы хоть как-то на нее отреагировать, а дальнейшие попытки тиражировать песню привели к его аресту и допросу [303] Там же, с. 106. . Здесь городской совет мог рассчитывать на поддержку местных жителей в обеспечении соблюдения разумных стандартов приличия.