Эндрю Петтигри - Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Эддисон представил это как размышления некоего Айзека Бикерстаффа, эсквайра, вымышленного персонажа «Татлера». Это изобретение давало авторам больше свободы. Взгляды, которые выражали вымышленные лица, нельзя было приписать Эддисону или Стилу; неудобная и зачастую жестокая сатира на пронырливых торгашей или пустоголовых щеголей подавалась от третьего лица. Господин Обозреватель мог продвигать идеи для реформирования вкусов, театра, Английского банка, нимало не заботясь, насколько они были осмысленными; все подавалось под соусом насмешки и остроумия. Тон весьма отличался от бесстрастной риторики «Ревью Дефо», но, вероятно, он был не менее эффективен. И, несмотря на то, что господин Обозреватель всячески отвергал серьезные политические намерения, то был журнал вигов, укоренившийся в салонах и кофейнях этого политического толка. Когда Джонатана Свифта в 1710 году наняли писать для «Экзаминер», целью было обеспечить партию тори печатным противовесом партии вигов, преобладающей в настроениях лидирующих печатных изданий [694] Sullivan, British Literary Magazines, pp. 113-19; J. A. Downie, Jonathan Swift, Political Writer (London: Routledge, 1985). .

Так же как «Татлер», Стил и Эддисон закрыли «Спектейтор» два года спустя. Не потому что издание стало не востребовано, скорее, давление рынка оказалось слишком велико. Многие успешные издания прожили недолго: десять лет существования «Ревью Дефо» — это исключение, подтверждающее правило. Такая судьба обнажает общее слабое место периодических изданий — зависимость от одного-единственного источника вдохновения. Как бы ни был талантлив писатель, непременно скажется необходимость писать регулярно с неостывающим пылом и остроумием на достаточно большое количество тем, не давая читателю заскучать. И журналы закрывались — не потому что теряли подписчиков, но потому что их создатели выдыхались.

Чтобы обеспечить журналу долгую жизнь, нужно было создать продуктивную модель, менее зависимую от одного творческого гения. В Англии шаг вперед совершил Эдвард Кейв, создатель «Джентльменс Мэгэзин» (1731) [695] C. Lennart Carlson, The First Magazine: A History of the Gentleman’s Magazine (Providence, RI: Brown, 1938); Sullivan, British Literary Magazines, pp. 136-40. . Он сохранил разнородное содержание, но отказался от интимного тона журнальных статей. Начав с выжимок из свежих новостей, журнал постепенно развился в независимое издание с оригинальным контентом, созданным профессиональными писателями, специально для этого нанятыми. Это была модель коллективной работы, к которой газетчики пока не были готовы.

Настал момент, когда умами завладел господин Обозреватель. «Спектейтор» олицетворял все те качества, которые сделали стиль эссеистской газеты таким опьяняющим: приглашение прогуляться по запруженным народом улицам города в компании остроумного и толкового провожатого, образованного и культурного человека с доступом к самым изысканным салонам и самым передовым литературным кругам. «Спектейтор» имел много последователей и подражателей в Англии и за границей. Новые предприятия, пытавшиеся заполнить пустоту в лондонской прессе, возникшую после его закрытия, были в основном провальными. Не нашлось достойной замены его гениальным авторам, которые двигались дальше, к другим литературным целям. Но за границей процветали свои обозреватели. В Нидерландах похожие публикации помогали возродить к жизни массовый выпуск периодики, ограниченный прежде решением городского магистрата выделить одну газету для одного города. Эссеистика не была связана подобным ограничением, и читатели могли купить сразу несколько журналов [696] P. J. Buijnsters, Spectoriale geschriften (Utrecht: HES, 1991); idem, ‘Bibliographie des periodiques rediges selon le modele des Spectateurs’, in Marianne Couperus (ed.), L’etude des periodiques anciens. Colloque d’Utrecht (Paris: Nizet, 1972), pp. 111-20; Dorothee Sturkenboom, Spectators van de hartstocht: sekte en emotionele cultuur in de achttiende eeuw (Hilversum: Verloren, 1998). . Во Франции можно насчитать не менее сотни подобных журналов, основанных между 1720-м и 1789-м [697] Sgard, ‘Multiplication des periodiques’, p. 204. . Французским читателям нравилась характерная смесь литературной критики, остроумия и советов по части хорошего вкуса. Обозреватели были всем знакомы и доступны, они вели, впервые за время существования французской периодической прессы, прямой диалог с публикой. Они представляли собой все то, чего так не хватало в журналистике до сих пор на покорном и подконтрольном французском рынке, а эффект, произведенный ими на литературную жизнь и книготорговлю во Франции, был подобен электрическому разряду. Естественно, подобные изменения не оставили критиков равнодушными. Явная фривольность некоторых периодических изданий раздражала чересчур взыскательных читателей, но издатели были непримиримы. Как сказал один редактор:

«Следует ли писать только для ученых или же для тех, кто желает ими стать? Есть нечто между полным невежеством и глубоким знанием. Большинство не способны посвятить себя наукам, поэтому брошюры и журналы столь необходимы в наш век» [698] Jeremy D. Popkin, ‘The Business of Political Enlightenment in France, 1770–1800’, in John Brewer and Roy Porter (eds), Consumption and the World of Goods (London: Routledge, 1993), p. 413. .

Ранние французские обозреватели сохраняли традицию анонимности, но постепенно приняли более понятный образ автора. Между 1720-м и 1739-м такие писатели, как Мариво, д’Аржен, аббат Прево и такие критики, как Дефонтэн, Ла Варенн, ла Барр, де Бомарше основали свои собственные журналы [699] Sgard, ‘Multiplication des periodiques’, p. 200. . Некоторые из них приобрели более серьезный тон, но, если рассматривать ситуацию в целом, культурные обзоры составляли до трех четвертей периодической литературы, особенно в условиях ограничительной политики первой половины века. Помимо всего прочего, журналы приносили доход, и после 1730 года все главные французские издатели ставили их в свои планы. Торговля журналами обеспечивала потребителя заменой развлекательной литературе и «философским» трудам, запрещенным цензорами и, следовательно, публикуемым за границей и импортируемым во Францию. Эта торговля достигла огромного оборота к концу XVIII века [700] Robert Darnton, The Forbidden Bestsellers of Pre-Revolutionary France (New York: Norton, 1995). . Следовательно, парижским издателям было на руку, что у читателей появилась отдушина, хотя она и не смогла подготовить их никоим образом к резкому увеличению числа новостных публикаций, которое последует за революционными событиями последних годов века.

В выпуске от 5 мая 1691 года Джон Дантон опубликовал в «Атениан Меркьюри» очень смелое и яркое объявление:

«Мы получили на этой неделе весьма остроумное письмо от некой леди, живущей за городом, которая желает знать, можно ли особам ее пола посылать вопросы наравне с мужчинами, на что мы отвечаем: «да, можно». В наших правилах отвечать на все вопросы, присылаемые лицами обоего пола, это может быть полезно для публики и для отдельных читателей» [701] Berry, Gender, Society and Print Culture ; Bertha-Monica Stearns, ‘The First English Periodical for Women’, Modern Philology, 28 (1930-1), pp. 45–59; Sommerville, News Revolution , p. 105. .