Филлис Хартнолл - Краткая история театра

[118] «Танкард-Стрит-театр» в Ипсвиче, где в 1741 году, при директоре Генри Джиффарде, дебютировал Гаррик.Гравюра из книги Роберта Уилкинсона Theatrum illustrata . 1825

[119] Дэвид Гаррик, главная фигура английской сцены в 1741–1776 годах, и его жена Ева Мария Вайгель.Портрет работы Уильяма Хогарта

На этой танцовщице из «Хеймаркет-Театра», где ее называли мадам Виолеттой, Гаррик женился в 1749 году.

Любовь за любовь вышла в Герцогском театре в Линкольнс-Инн-Филдс, где тридцать лет спустя Джон Рич поставил Оперу нищего Джона Гея. Рич, отвечавший за строительство первого здания «Ковент-Гардена», – важная фигура в истории английской сцены. Под сценическим псевдонимом Лун он выступал в амплуа Арлекина [115]в привезенных из Франции Итальянских ночных сценах , причем образ традиционной маски в этом отголоске комедии дель арте был заметно преображенным, равно как в спектаклях вроде Арлекина доктора Фауста и Арлекина Джека Шеппарда и в популярных представлениях рождественской пантомимы, непременно включавших в себя номера арлекинады. Среди персонажей этого типично английского народного действа переродившийся Арлекин занял почетное место, став едва ли не самым характерным и узнаваемым из них.

Сферу архитектуры существенные перемены затронули несколько позднее, в первые десятилетия XVIII века. Типовая планировка театров георгианской эпохи, первым из которых стал Малый театр Поттера на Хеймаркет («Королевский Хеймаркет-Театр»), взяла от стилистики итальянской оперы не много, меньше, чем театры других стран. Возможно, причиной тому – упрямая приверженность британского гения драматической, а не оперной сцене. Малый театр, а вслед за ним и другие, построенные в том же стиле, представлял собой компактное, строгое и элегантное здание с ярусными ложами, поднимавшимися прямо от сцены [116], и дверями просцениума, выходившими на узкую авансцену. Декорации по-прежнему писались на плоском заднике. Зрительный зал освещался потолочными люстрами с восковыми или сальными свечами, а занавес в портальной арке поднимался и опускался только в начале и конце представления. В 1730 году было введено важное новшество: музыкальный ансамбль поместили в оркестровую яму перед сценой.

[120] Объемная декорация (cut-out) Филипа Джеймса де Лутербурга, художника из Эльзаса, учившегося в Париже и в Италии

Будучи главным декоратором «Друри-Лейна» при Гаррике и, позднее, при Шеридане, Лутербург основательно реформировал освещение и сценографию театра. Поместив прожекторы за портальной аркой, он добился того, что актеры стали выглядеть так, как будто находятся внутри картины, что еще больше ослабило функцию и без того утратившей былое значение авансцены. Придуманные им спецэффекты – пожары, ураганы, тучи, извержения вулканов – вызывали всеобщее восхищение.

[121] Пег Воффингтон в роли госпожи Форд в комедии Виндзорские насмешницы.Портрет работы Эдварда Хейтли. 1751

Количество зрителей возросло, но упал уровень их вкусовых притязаний. Компенсацией для тех, кто приходил на спектакли по билетам за полцены после поднятия занавеса, служил вновь введенный финальный дивертисмент. Однако публике этого было мало: комедиям она предпочитала сентиментальность, трагедиям – пафос. Первую пьесу в новом духе – она называлась Последняя хитрость любви – написал Колли Сиббер [117]. Лучшим произведением этого драматурга, в течение многих лет исполнявшего должность директора «Друри-Лейна», считается комедия Неосторожный муж . Непревзойденный щеголь, но очень плохой поэт, Сиббер остался в истории благодаря своим мемуарам, а также обновленной версии Ричарда III , чей текст содержит часто цитируемые строки: «Голову ему долой! С Бэкингемом покончили!» и «Вот Ричард снова стал собой». Именно в таком виде на протяжении полутора веков эту историческую пьесу играли перед публикой.

[122] Китти Клайв в роли Изабеллы в Старых развратниках Филдинга. Гравюра. 1750

Лучше всего Клайв удавались роли в фарсах и бурлесках.

[123] Чарльз Маклин в роли Шейлока в постановке Венецианского купца на сцене «Друри-Лейна».Гравюра Уильяма Наттера с картины Джона Бойна. 1741

Вместо лохмотьев Маклин был одет в приличный костюм и, в отличие от напыщенного Куина в роли Антонио (см. ил. 128), произносил текст в естественной манере. Порцию, дочь Шейлока, играла Китти Клайв (см. ил. 122). Когда в сцене суда она пародировала знаменитых адвокатов, зрители хохотали до упаду.

[124] Нед Шатер и миссис Грин в ролях мистера и миссис Хардкастл и Джон Куик в роли Тони Лампкина в пьесе Голдсмита Ночь ошибок. Гравюра Уильяма Хамфри с картины Томаса Паркинсона

Пьеса вышла в «Ковент-Гардене» в 1773 году. Здесь примечательны костюмы; для того чтобы увидеть, как выглядеда сцена той поры, см. ил. 125.

Сентиментальность Последней хитрости любви имела по крайней мере одно положительное следствие: она вдохновила архитектора Ванбру, который не только построил «Королевский Хеймаркет-Театр», но и регулярно снабжал его драматургическим материалом, на создание хлесткой сатиры Неисправимый, или Угроза добродетели . В ее постановке Сиббер блестяще, с изрядной долей самоиронии, сыграл роль лорда Фоппингтона [117]. И все-таки публику тянуло к мещанской драме; противостоять этому вкусу комедиографам было не под силу. На долгое время утвердилась посредственность, которую высмеял в своей сатирической пьесе Ложная чувствительность Келли (1768), а вслед за ним Камберленд в Братьях (1769); с ней же боролись Голдсмит и Шеридан.

Естественно, столичная сцена служила эталоном для множества маленьких театров, в XVIII веке появившихся в провинции. Из них сохранились только Королевский театр в Бристоле и аналогичные ему – в Маргейте и Ричмонде (Йоркшир); все они претерпели многократные реконструкции. В Англии, жестко централизованной стране, которой правили монархи, равнодушные к сценическому искусству, так и не вошли в обиход театры при аристократических дворах, наподобие тех, что были раскиданы по всей Европе и до сих пор еще стоят в Дроттнингхольме в Швеции, в Целле в Германии и в Чески-Крумлове в Чехии (некоторые из них даже сохранились в реставрированных дворцах России). Нельзя забывать, что большинство городов просто не могло позволить себе круглогодичное содержание публичного театра. В те из них, куда не составляло труда добраться из центра, время от времени заезжали бродячие актеры: в 1720–1730-х годах эти населенные пункты превратились в опорные точки их ежегодных маршрутов, и за каждой труппой была закреплена своя территория. Самыми известными из провинциальных директоров того времени являются Тейт Уилкинсон из Йорка и Сара Бейкер, колесившая по всему Кенту. Эти труппы с их повседневным трудом стали кузницей молодых кадров, из которой вышло много сильных актеров: XVIII век, испытывавший дефицит на талантливых драматургов, был богат артистическими дарованиями. Величайший актер той поры, несомненно, – Дэвид Гаррик [119], прекрасно справлявшийся и с комедийными, и с трагическими ролями. Освоив азы актерского ремесла в Ипсвиче [118]под руководством Джиффарда, он в зрелые годы решительно порвал со стилем игры «старой школы», перейдя от статики и помпезности, присущих актерам вроде Куина [128], к свободному движению и естественной манере произнесения текста. Он был среднего роста, но при этом хорошо сложен, его мимика отличалась необычайной подвижностью, а взгляд – яркой выразительностью. Гаррик вернул на сцену Шекспира, но он же много играл и в современных пьесах, нередко написанных им самим. Кроме того, его авторству принадлежит ряд театральных изобретений. Так, в 1765 году он осветил сцену из зрительного зала, что дало эффект, сравнимый с тем, который можно увидеть на гравюре, изображающей сцену из постановки Школы злословия [125]. Гаррик также ликвидировал места для зрителей, загромождавшие сцену, и произвел подлинную сенсацию тем, что использовал великолепные объемные декорации (cut-out), выполненные в романтическом стиле французом де Лутербургом [120]. Начиная с дебюта Гаррика в 1741 году в роли Ричарда III и вплоть до его ухода со сцены в 1776-м его карьера складывалась триумфально. Бóльшая ее часть неразрывно связана с «Друри-Лейном», на сцене которого партнерами Гаррика были ведущие актрисы этого театра Пег Воффингтон [121], его многолетняя возлюбленная, первой начавшая играть мужские травестийные роли и тем самым перевернувшая елизаветинскую традицию, и Китти Клайв [122], великолепная исполнительница комедийных ролей и предмет восхищения Хораса Уолпола.