Рина Оре - Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

Первыми уходили воины из Северной крепости – для этого пять тысяч мужчин пришли с утра на площадь и теперь возвращались той же дорогой. Горожане провожали своих защитников овациями и забрасывали храбрецов цветами. Радовались и воины, шедшие с улыбкой на смерть, радовались и миряне, восхищаясь их неустрашимостью, радовалась и Маргарита на смотровой башне – всеобщее ликование заразило ее тоже. Девушка поверила, что скоро пехотинцы вернутся с победой, что ей и ее родным ничего не грозит и что страшный Лодэтский Дьявол никогда не ступит на земли Лиисема. Да вот Марлена рядом с ней не веселилась и украдкой вытирала красным платочком свои небесно-голубые глаза.

________________

После на Главную площадь зашли пять тысяч пехотинцев из Западной крепости. И если у пехотинцев из Северной крепости щитов не было (щиты были только у арбалетчиков), то теперь каждый копейщик нес щит. Марлена оживилась, подалась к краю и перегнулась через парапет так, что едва не упала. Удивительно, но в море железных шлемов, то ли благодаря подбитому глазу Иама, то ли своей интуиции, она отыскала голову брата.

– Вон он! – показала Марлена на первую от ратуши баталию. – Как близко! Нам повезло! Иам! Иам Махнгафасс! – закричала она и, привлекая его внимание, замахала красным платком.

Четвертый слева воин во втором ряду, запрыгал на месте, заулыбался и замахал ей в ответ, потом послал воздушный поцелуй. Наблюдая, как ее брат счастлив, как совсем не боится смерти или увечья, Марлена чуть не разрыдалась горше.

– Глупенький… – услышала Маргарита ее шепот. – Запретить бы все войны…

Сама она, супруга Иама Махнгафасса, не ответила поцелуем мужу, потому что не хотела опять осрамиться – и раз Марлена так не сделала, то и Маргарита ограничилась частыми взмахами руки.

Пехотинцы из Западной крепости поразили горожан тем, что, следуя сигналам горнистов, проворно выстроили заграждение из больших щитов и пик – капкан для конницы, после чего выхватили мечи, топорики, булавы для рукопашного боя и продемонстрировали смертоносные удары. Победив воображаемого врага, копейщики разобрали щиты и пики. Напоследок малые баталии прикрылись щитами сверху и ощетинились копьями по краям. Прежде чем покинуть площадь, Иам вновь принялся одаривать воздушными поцелуями сестру и супругу. Марлена, уже не таясь, рыдала в платок, наблюдая, как он уходит – сначала с площади, затем скрывается за храмом Возрождения. Из желания нравиться Марлене, Маргарита притворялась, что тоже плачет, и, чтобы увлажнить глаза, вспоминала грустные моменты из своей жизни.

Перед пехотинцами из Южной крепости и Восточной прогарцевала легкая конница. Следом провезли бронзовые пушки, органы (многоствольные орудия залпового огня) и гигантские арбалеты для горящих гарпунов, какие использовали против деревянных сооружений, осадных башен и боевых машин. Быки тянули разобранные камнеметы и массивные стенобитные пушки. Мощь тяжелого оружия особенно благодатно подействовала на горожан Элладанна. Успокоилась и Маргарита.

«У нас тоже порох есть», – вспомнила девушка слова своего дядюшки и согласилась с ним.

________________

Проводив войско, горожане заполонили Главную площадь, дабы обсудить зрелище, а в ратуше начиналось торжество с обедом в присутствии герцога Лиисемского. Огю Шотно намеревался остаться, и Маргарита думала, что Марлена будет с мужем, но та сказала, что избегает подобных многолюдных собраний. Что ж Маргарита обрадовалась – ей не придется возвращаться в замок одной – Новая Ульви должна была буквально бежать на помощь Старой Ульви, перемывавшей посуду после большого ночного пиршества.

Спустившись во внутренний двор ратуши, девушки увидели Гиора Себесро и Оливи Ботно. Черноволосый суконщик, обслуживавший градоначальника, конечно, оказался в числе приглашенных на праздничный обед гостей, и он привел с собой не даму, а будущего брата. Маргарита так хотела остаться незамеченной, но ее светло-лавандовое платье и уродливый чепчик в пол-лица мужчины узнали сразу.

– Сужэнна, – к неудовольствию Гиора окликнул Оливи Маргариту. – Как ты изменилась! – ехидничал он. – Сразу видно: живешь – не тужишь! Ничего, не плачь, скоро твой супруг вернется, и мало-помалу наживете добро – в вашем милом домике будет и свинка, и курочки, и даже корова. Овечками непременно обзаведитесь: это и молоко, и мясо, и шерсть, и навоз! Много навоза! Чего еще желать? Я за тебя никак не нарадуюсь!

Маргарита похудела с их последней встречи: теперь и лавандовое платье начинало висеть на ней мешком. Ульви не давала ей высыпаться, и зеленые глазищи покраснели, а кожа, наоборот, будто слегка позеленела. К тому же ночью у девушки пошла лунная кровь: у нее ныл низ живота, от солнечного жара она чувствовала дурноту. В сладких грезах Маргарита мечтала встретить Оливи и Гиора такой распрекрасной, что они оба немедля ослепли бы, – хотела выглядеть счастливой, благополучной и нарядно убранной. Но именно в эту календу, к своему несчастью, девушка выглядела крайне замученной и едва ли привлекательной.

Стараясь не смотреть на Оливи, Маргарита познакомила мужчин и сестру. По закону ее сужэн стал сужэном и для Марлены, а Гиор, после венчания Залии и Оливи, тоже становился для обеих девушек сужэном. Новые родственники вежливо поклонились друг другу и разошлись. Масленая улыбка с широкого рта Оливи нашептывала Маргарите: «Дуреха».

«Король» посрамлен, «рыцарь» повержен

Хлеб в Меридее был основной пищей и бедных, и богатых. Первым своим указом король подтверждал действие древнего закона, обязывающего пекарей производить ржаные буханки размером с ладонь и продавать их за медный четвертак. В Элладанне цены на прочий хлеб устанавливал сам герцог, а власти сурово наказывали плутовавших пекарей – лишь в неурожайные годы им разрешалось разбавлять ржаную или пшеничную муку менее ценными помолами. Весь белый хлеб обобщенно звали булками, пышный (набухший) серый или черный хлеб – буханками, плоский и пресный – лепешками.

Для стола герцога Лиисемского и епископства хлебная кухня выпекала белый хлеб из хорошо просеянной пшеничной муки; серый – для прислуги высокого положения и преторианцев; жесткие лепешки из отрубей, используемые как тарелки, – для всех прочих работников замка, но даже их еще нужно было заслужить у Нессы Моллак или Хадебуры. Хлеб здесь был чем-то вроде денег: основой власти этих двух кухарок. Для тех, кто не удостоился их милости, полагалась каша из овса – из злака, презираемого в благодатном Лиисеме даже бедняками и годного лишь на корм лошадям.

Пищу раздавали главы кухонь, обмениваясь друг с другом «своим товаром»: к началу завтраков и обеда Несса Моллак заходила с миской из овощной кухни и блюдом из общей, на каком лежали остатки со стола герцога – порой позавчерашние объедки, но никто не посмел бы возмущаться и отказаться от мяса или рыбы. После принимались стряпать: до полудня пекли хлеба, потом – пироги или пирожные. Серый хлеб катали большими полушариями, белый – маленькими колобками и бережно помещали в центр печи; если подгорали лепешки для прислуги, то Галли не наказывали.