Рина Оре - Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

– Марлена, а можно тебя просить… – осмелела Маргарита. – Я своей подруге обещалась взять ее на свадьбу. Мог бы твой муж нам вместе дозволить пойти из замку? И еще… Моглась бы ты мне платье одо́лжить на венчанье брата и лучшей подруги? А то у меня лишь лавандовое есть… И оно теткино… Я хочу, чтобы родня думала, что у меня всё славно… А жалованье, если будется сегодня, то его не хватит на новьё…

Марлена строго посмотрела на жену своего брата, и Маргарита поняла, что всё испортила.

– Зачем показывать другим то, чего нет на самом деле? Это тщеславно и это неправильно. Это всё равно что обманывать. Обманывать самих близких тебе людей! – хмурясь, проговорила Марлена и немного помолчала, а Маргарита искала, как оправдаться. – Это из-за того человека? Из-за кузнеца, который обнял тебя у Западной крепости?

«Да, и из-за него тоже! Ну и чего?! Всего лишь платье!» – хотелось ответить Маргарите, но она и в этот раз солгала:

– Нет конечно! Свое лавандовое платье я одо́лжу подруге, Ульви. У нее вовсе нет выходных одежд. И не у кого просить.

Марлена снова улыбнулась. Маргарита тоже, потому что смогла выкрутиться.

– Хорошо, – ответила девушка-ангел, поднимаясь со скамьи. – Я дам тебе платье. Но не жди ничего роскошного…

– Я понимаю, понимаю, – обрадовалась коварная врушка-Маргарита, зная, что любое из самых скромных платьев Марлены будет в разы лучше того выцветшего лавандового наряда, какому минуло аж двадцать семь лет.

________________

Ведро, лоханка и шайка, по сути, являлись ушатами – то есть кадушками с двумя ушами. Ведро было цилиндрической формы, с веревкой или палкой-ручкой для переноса, объемом на двенадцать кружек. Кружку же делали в форме усеченного конуса. И так как от города к городу меры разнились, то принято считать, что кружка приблизительно равнялась одному литру.

Эталонный ушат вмещал в себя два ведра; столь тяжелую емкость носили двое на палке. Бочонок вмещал три ведра. Лохань – это широкая, низкая, овальная кадка, годная для омовения; лоханка – деревянный овальный тазик с двумя ручками-ушами. Кадка – любая округлая емкость из дощечек, обтянутая обручами и находящаяся в стоячем положении. Кадушка – маленькая кадка. Ну а шайка – это широкое, низкое ведро с двумя ушами, шайка-лейка – ведерко с одним ухом.

Шайками еще называли большие лодки с плоским дном, полюбившиеся речным разбойникам-лиходеям.

________________

Ульви ожидала Маргариту во внутреннем дворике Доли. Рядом с ней на полу, у деревянного ведра, стояла клетка с жирной крысой – должно быть, самой мерзкой из всех крыс, какую только видела Маргарита.

– Пошли ее утопнем, – вздыхая, сказала Ульви. – Одна я боюся.

Ульви быстро съела малиновый пирог и облизала один за другим пальцы – точь-в-точь, как несколько минут назад делала Маргарита, после этого она взяла крысоловку за кольцо. Новой Ульви в награду за угощение досталось нести тяжелое ведро. Девушки направились за таблинум – там, за раздвижной деревянной перегородкой, пряталось еще множество помещений, таких как амбар, поленница, баня, уборная, спальни прачек и работниц скотного двора. По пути они встретили Илю́ – глухонемого молодого детину, одного из троих мужчин, живших в Доле. Тот не обратил на двух Ульви внимания – он гладил довольную кошку. Иля таскал воду из колодца для прачек, заполнял тунны, лохани в кухнях и их же опорожнял. К другому труду его привлекали редко. Он был добрый, хотя странный: как и Залия Себесро, Иля имел разум малого ребенка, но при острой нехватке мужчин в Южной доле он, едва здесь появился, сразу нашел себе непритязательную жену из прачек. Два других работника жили на скотном дворе, где находились коровник и хлев с поросятами; перед скотным двором разбили огород. Туда и направлялись девушки, вернее, к бочке на тридцать шесть ведер, притаившейся в углу, у ступеней из замка в огород.

– Надо залить воды в бочку до гвоздёв, – учила топить крыс Ульви. – Посля кидываем тудова крысу и покроем бочку. А часу через трое она в темени заплутается и потопнет. Хотя кой-каковые и день всё плавёвывают! Иль даже больше́е! Но сама Несса Моллак браниться будёт. А тогда, раз крыса живая, надобно лупить ее вон энтой палкой, у бочки, и топлять ее самим. А я энтого так боюся. А одной Ульви крыса отгрызла носу! Крыса как скаканула, хватилася за энту палку, побёгла по ней – и прям ту за нос! А девчона сталася страшилою – и с ней никто замушничать не взялся. И она срамно повесилася, когда ее погнали с замку…

– Откудова ты знаешь? – усомнилась Маргарита. – Ее ведь в замке уж не былось. И если она сразу повесилась, то замуж ее никто и не мог брать – повешенная жена вряд ли кому-то нужная. Вот эдакая… – наклонила голову на бок Маргарита, вытаращила глаза и свесила язык.

Ульви хохотала минуты три. Крыса между тем как будто бы поняла, что за казнь ей присудили, – грызунья заметалась по клетке, тщетно пытаясь перекусить прутья или просунуть меж них голову. Ее было жалко, но жить рядом с такой опасной тварью тоже было нельзя. Держа вдвоем клетку, за кольцо и за дно, девушки вытряхнули крысу в бочку и долили воды до участка, часто утыканного шипами гвоздей. Крыса не думала погибать – она резво плавала и, пытаясь выбраться, отважно лезла на острые гвозди.

– Дааа, энта топнуть будётся надолгое, – грустно заметила Ульви, накрывая бочку крышкой. – Ой, как ж не хотится ее палкою топлять! Точна изувечит! А она еще, поди, с крысщонками в пузу́ – толстая-то экая!

Маргарита слышала, как крыса плещется и истошно визжит. Девушка представила, каково ей там, в страшной до ужаса черной-черной тьме и боли – и ей стало так жалко грызунью, что сжалось сердце. Ульви хотела уйти, но Маргарита остановила подругу и взяла палку.

– Не нааадо, – взмолилась Ульви. – Авось сама подохнет!

Маргарита помотала головой, сняла с бочки крышку и, без лишних раздумий, резко прижала крысу палкой к дну. Крыса дергала под водой лапками и извивалась; розовый, длинный хвост хлестал поверхность воды. Сосредоточившись на убийстве из милосердия, Маргарита не замечала, что по ее лицу текут слезы. Когда крыса наконец затихла, руки девушки задрожали, ноги обмякли – и она обессилено села рядом с бочкой на ступени.

– А ты дёрзааая, – восхищенно прошептала Ульви. – Ды́хай покудова, я ее сама снесу, – и, уже нисколько не боясь крысы, Ульви достала ее из бочки за хвост. – А пуза́ точна с крысщонками! – добавила она, внимательно разглядывая серое тельце.

________________

Крыс выбрасывали в бочонки под крышкой, чтобы зловредные кошки не надумали ими играть и не принести трупик куда-нибудь, где было совсем не место крысам. Такие бочонки стояли на скотном дворе, но туда не пускали собаки. Девушки направились обратной дорогой – еще один мусорный бочонок как раз находился во внутреннем дворике; Маргарита по-прежнему несла ведро, Ульви держала за хвост некогда грозную зверюгу.