Иван Азанов - Записки русского солдата

На следующий день отстал от меня последний мой спутник. Продолжать движение дальше, через «немогу», у меня тоже уже не хватало сил. Мне неоднократно «повезло». В стороне от дороги на гороховом поле ходила беспризорная артиллерийская лошадь, в полной сбруе. Шорка с постромками, оголовое седло – всё было на ней и всё в полном порядке. Я подошёл к ней, она меня подпустила к себе, как своего. Я её потрепал по шее, огладил, приласкал. Потом снял седло, осмотрел потник, спину нашёл всё в порядке, снова оседлал. Снял шорку, положил её на обочину дороги. Сел в седло, объехал несколько кругов по полю, с целью обнаружить хозяина этой лошадки. Думал, что он спит где-нибудь в поле. Но хозяина так и не нашёл.

Когда я выехал на дорогу, а дорога твёрдая, гравийно-засыпная. Тут я понял, что лошадка попросту брошена. Она подбилась на ноги, и едва их переставляла. Осмотрел ноги, ковка была в порядке, а лошадь шагала с трудом, ощупью каждый шаг. Тогда я поехал по полю, рядом с дорогой. Там она шагала гораздо веселей. И так я с этой лошадкой не расставался сутки. Дорогой поил, кормил её в поле на овсе, на обочине дороги травкой, и потихоньку ехал. Потом, под утро, ехал я через какую-то низину. Обе стороны от дороги заболочены, пришлось ехать по твёрдой дороге. И тут моя лошадка отказалась шагать совсем. Я слез с седла, расседлал, снял оголовье, положил всё это на обочину дороги. Потрепал лошадку по шее, погладил её. И говорю с ней, как с товарищем: «Ну, спасибо тебе, иди, гуляй в поле, до свидания!». Посмотрел ей в глаза, а у ней слёзы текут! «Ну, говорю, что ты, что ты, не надо, иди, гуляй!»

Так мы с ней расстались. У меня ноги немножко отдохнули, и я довольно бодро отшагал километров десяток. Дорога шла лесочком. Смотрю, стоит на дороге машина, ГАЗ-АА. Подошёл, осмотрел, кузов почти пустой. Лежало в ней несколько шинелей и плащ-палаток. В кабине спали шофер и лейтенант. Я походил около машины, поразмышлял, потом решил забраться в кузов. Удобно устроился в нём и вскоре заснул. Когда проснулся, машина шла на хорошей скорости. Я сел в кузове. Спутники мои меня не обнаружили, ехали по своим делам, а я набирался сил, отдыхал. Потом в крупном населённом пункте они остановились, стали спрашивать дорогу. Оказалось, им надо поворачивать направо, там был их полк. А мне нужно было прямо. Я поблагодарил моих спутников за столь приятное путешествие. Они удивились, откуда взялся такой пассажир, пошутили, да на том и расстались. Оказалось, я проехал сорок пять километров, это целый день надобно шагать! А тут два часа и я – тут!

После этого я стал искать попутчиков. Добровольно никто не хотел брать таковых. Я делал так: садился около дороги и наблюдал за проходящими машинами. Место для этой цели выбирал так: участок плохой дороги, или подъем, где машины идут не более, как на второй передаче. Когда в кузове есть люди, мне там делать нечего. Я спокойно сижу. Когда машина идёт с грузом, да без людей, я её пропускаю, когда шофер уже меня не видит, я вскакиваю, догоняю машину и забираюсь в кузов. И опять, смотришь, бросок километров 50–60. А то и сотня! Потом иду на подножный корм. Чем-то надо же и питаться! Насытившись, опять повторяю тоже. Так я добрался до города Козятино. Поискал следы своего полка, не нашёл. Попытался пристроиться в другую часть, не получилось. К фронту шли уже свежие части, сформированные из приписного состава. В этих частях были и женщины. Нас солдат, да и другие чины одиночек, или группы, отправляли в тылы на город Белую Церковь. Пришлось добираться тем же способом: или на попутных машинах, или пешком.

В Белой Церкви стоял загранотряд из пограничных войск. Когда я прибыл туда, мне предложили сдать оружие. Меня это страшно возмутило: что, говорю, я больше не солдат? Или закончилась война? Тогда мне втолковали: «Вы пойдёте в тылы на формировку, и когда ещё попадёте на фронт, а оружие нужно сей момент, оружия не хватает». Пришлось расстаться с моим карабином. Набрали нас сто человек, дали нам повозку, назначили старшину. Дали ящик лапши, ящик яиц и отправили на город Киев. Но, не доходя до Киева, опять пограничники повернули нас на Ржищев. Там, де, переправа менее загружена, а Киевская перегружена. Мы подались вдоль Днепра. Старшину уговорили поделить продукты. Поделили и группами разбрелись по деревням готовить жратву. Я попал с солдатами пожилого возраста. К началу войны они были взяты в лагеря, где и как они плутали до сих пор, я теперь не помню. Знал только, что они откуда-то из Запорожья, разговаривают на своём языке. Они меня с трудом понимали, я же их совсем не понимал. Зато они с местным населением договариваются запросто, о чём угодно.

Мы завернули в деревню километров в пяти-шести от Днепра. Расположена она в котловине, а во все стороны от неё не очень крутые и не очень высокие склоны. Деревня вся утопала в зелени садов. Столько много было вишни, что я потом прошёл пол Европы, но такого обилия вишни больше нигде не видел. Местные жители поведали нам, что вокруг села бродит множество скота. Украинские колхозы эвакуировали скот. Догоняли до переправы, а там пробки. Переправы не в состоянии переправить всего, что необходимо, к тому же скот переправляют в последнюю очередь. Немецкая авиация бомбит переправы, и стада, и войска, и всё, что есть живого. В таких условиях частью погонщики бывают убиты и ранены, частью со страха бросают свои стада на свой страх и риск, на произвол судьбы. Стада разбрелись и бродят по степи.

Мои новые товарищи решили воспользоваться данной ситуацией и подались в степь на поиски скота. Пригнали хорошую свинью, разделали её и тут пошёл пир горой. Местные крестьянки готовили и борщ, и пирожки, и котлеты, и колбасу, и вишнёвые вареники. Мои запорожцы заделались чуть ли не хозяевами деревни и забыли о том, что они солдаты. Когда я затевал разговор о том, что надо идти к месту назначения, они на меня зло фыркали. Говорили, что можешь идти, а нам спешить некуда. Так мы прогостили в этой деревне дня три или четыре. Потом пошли в Ржищев, но там переправы не было совсем. Нам пришлось топать до города Канева.

В Каневе перешли Днепр по железнодорожному мосту на левый берег Днепра. Потом пришлось топать до Золотоноши, где стоял запасной полк, в который нам следовало явиться. Штаб запасного полка находился в городе, батальоны располагались по окрестным лесам. Народу было что-то около 10–12 тысяч. Батальоны делились по специальностям: пехотинцы, артиллеристы, танкисты, связисты. Я попал в батальон связистов. Пробыл тут около десяти дней. Потом приехал покупатель. Нас отобрали сорок восемь человек, в основном из кадровых, второго года службы. Ночью погрузили на грузовики и повезли на север километров восемьдесят-сто. Прибыли к утру, в 10-й отдельный полк связи при 26 армии. Тут вроде, оказались на своём месте.