Иван Азанов - Записки русского солдата

Наша задача состояла в том, чтобы обеспечивать связь. Штаб армии со штабами корпусов. Работать надо было на большие расстояния, километров на сорок, пятьдесят, шестьдесят, а то и более. У нас во взводе было две спецмашины СК на базе ГАЗ-АА. Вскоре наш взвод отправили на правый берег Днепра, в село Хмельник, это на Белоцерковском направлении. Я дежурил по 12 часов в сутки на коммутаторе, около штаба корпуса до 9 августа 1941 года. Всё шло нормально, немцы лезли, наши отбивались. В ночь на 10 августа получили приказ отойти на левый берег Днепра, не помню названия населённого пункта. Мы смотали кабель, собрали аппаратуру, разместили людей на машины и около двух часов ночи выехали в направлении Каневской переправы, а тут работал железнодорожный мост, и в трёх километрах от него был подведён понтонный мост, ниже железнодорожного моста. Но подъезды к ним были забиты техникой, обозами и людьми. Мы оказались к рассвету в этой толчее на Днепровском плёсе, примерно в пяти километрах ниже понтонного моста. Добраться до моста даже пешему было не так-то просто, машина к машине стояли впритык, без интервалов и зазоров. Если бы поручили пересчитать их кому-то, то это бы стоило большого труда.

Пока было темно, все стояли спокойно и ждали своей очереди. Но когда рассвело, и открылась вся эта картина, стало ясно, что тут предстоит хорошая баня. Простояли часов около двух, и нисколько не продвинулись по направлению к мосту. Народ стал волноваться, а дело не менялось. Потом появилась немецкая авиация, бомбили мосты и скопление техники на берегу. Начались пожары. Истребители шныряли над водой, обстреливали лодки и лодчонки из пушек и пулемётов. Люди, сидевшие в лодках, при пролёте истребителей наклоняли головы, чтобы их не сбили плоскостями. Лодок было мало, да и те вскоре все оказались на левом берегу. Перегонять их на правый берег желающих не было. Вскоре немецкая артиллерия закрыла движение по железнодорожному мосту. Насыпь перед мостом была высокая и длинная, так что выехать на неё в любой точке невозможно. На насыпи и расстреливалось всё, что по ней двигалось. Потому вскоре она стала не дорогой, а кладбищем.

Понтонный мост ещё работал, все устремились на него. Пытались ли контролировать немцев и отбросить, хотя бы недалеко, хотя бы ненадолго, мы не в курсе дела. Потому, как мы были далековато от горячей точки данного момента. У нас же на виду никто ничего не пытался предпринять, просто смотрели на понтонный мост, как на единственную ниточку спасения. Авось и нам удастся переправиться через Днепр, на тот спасительный берег. Командиром взвода у нас был младший лейтенант, и были два старших сержанта, командиры отделений, и нас рядовых около двадцати человек. Весь остальной состав нашего полка находился на левом берегу. Напряжённость нарастала, минуты казались часами, часы годами, обречённость казалась неизбежной. Где искать выход? Никто ничего не мог предложить. Разговаривать между собой уже избегали, каждый себя считал виноватым перед другими. Все смотрели в каком угодно направлении, только не в глаза друг другу. Оставалось действовать на свой страх и риск, рассчитывая на собственные силы. Я стал раздеваться, меня никто не спросил, что я намерен делать. Разделся, разложил основательно свои шмотки в узелок, пошёл к машине. Достал из-под кузова доску.

Привязал к ней свой узелок и винтовку брючным и поясным ремнём. Тогда сказал своим, что если жив буду, то пригоню лодки, ждите. И отправился через Днепр вплавь. Ширина в этом месте километра полтора, если не больше. Мне никто ничего не сказал. Опять видно было, что никто не верил в мою затею, тем более в её успех. Досочка размерами сантиметров 15 шириной и четыре сантиметра толщиной, и метра два с половиной длиной. Я нашёл её в деревне, где стояла наша ЦТС, до приказа об отходе. Я её прибрал и сунул под кузов на раму машины и привязал проволокой, чтобы не потерялась. Да так, чтобы не лезла в глаза никому. Днепр-то ведь был за спиной, а как его придётся форсировать, угадать было невозможно.

Но как видишь, уважаемый читатель, досочка эта оказалась к месту. Ориентироваться во времени было невозможно. Но, так ли, сяк ли, я на этой досочке достиг левого берега Днепра. Закопал в песок свои пожитки, кроме ремня, и отправился по берегу вверх, выбирать лодки. Прошёл около километра, выбрал две лодки, связал их ремнём и отправился в обратный путь. Благополучно одолел Днепровскую ширь, но вот как сортировать своих от чужих, это было сложней, чем перебраться через Днепр. Наши люди меня узнали далеко, и всей ватагой зашли в воду, далеко от берега. Грузились в лодки из воды, буквально отбиваясь от посторонних. Когда все погрузились и разместились в лодках, нашлись и свежие гребцы. Посчастливилось благополучно добраться до левого берега, остались только наши машинки в общей куче. Так я праздновал свой двадцать второй День рождения на правом берегу Днепра.

На следующий день мы добрались до своего полка. Взводный доложил ротному, что люди все налицо, потеряли две машины. Потом взводному дали такого разгону, какого я не пожелал бы никому: «Как потеряли машины!? Почему!? Достать любой ценой, вот вам три дня сроку, чтоб машины были, иначе пойдёте под суд!» Да тут ещё подлила масла в огонь гармошка нашего командира отделения, старшего сержанта Иванова, которую мы принесли с собой. «Как! Гармошку не бросили, а машины бросили! Под суд!» И пошли мы на поиск, два наших шофера, да я. Через ночь нам удалось угнать две полуторки у танкистов. За сутки их покрасили, содрали номера, сделали самодельные номера и знаки. Пригнали две полуторки свежевыкрашенные и с нашими номерными знаками. Итак, гроза, нависшая над нами, утихла, и опять всё пошло своим чередом.

Вскоре наш взвод послали держать связь с корпусом, который стоял в Переяславле Хмельницком, а штаб армии где-то километрах в шестидесяти от него, примерно в Драбове. Наше отделение остановилось в селе Гнашаны, примерно на полпути между штабом корпуса и штабом армии. Мы попали на курорт, а не на фронт. Старшим с нами был старший сержант Иванов, со своей неразлучной гармошкой. Остановились посреди села в бедной хате, где поставили телефон и машину. Один человек всегда дежурил на телефоне, остальные калабродили по селу. В случае обрыва связи надо было двух человек послать на порыв. Но порывов за всё время, пока мы там были, было один, или два. Хозяйка хаты была пожилая женщина, одинокая. Не было ни мужа, ни детей. Днём ходила на работу, на ночь уходила ночевать к соседке старушке. У соседки была дочь, девочка-подросток, лет 14–15. Мы в доме были полными хозяевами. Шофер наш готовил обед, и всё остальное: картошку, капусту, помидоры брали в поле, сколько хотели.