Иван Азанов - Записки русского солдата

Но так отдыхать удалось недолго. Числа 15 сентября получили приказ явиться немедля в полк. Причины, конечно, нам не сказали. Часов в десять ночи получили приказ, а выехали примерно в два, все пьяные. Провожало нас всё село. Самогону натащили столько, что хоть мойся в нём. Прибыли в полк, получили нагоняя и сходу двинулись в путь. Сначала в одном направлении, потом ночью поехали в другом направлении. Ехали, ехали, и приехали! Впереди, куда мы едем, немцы кидают осветительные ракеты. Потом обратно доехали, опять до линии осветительных ракет. Поехали опять в новом направлении. Так ездили дня три, а круг осветительных ракет становился всё меньше и меньше. Машины теперь уже ехали не все в одном направлении, а одни ехали туда, а другие обратно. Друг друга спрашивают: «Что там?» «Там немцы», – «А там?» Тоже немцы.

Продолжали ехать в одном направлении, пока не приехали к немцам. И так ездили бы ещё долго, но всему бывает конец. И этой езде тоже пришёл конец. У одних поломались машины, а чинить нет ни времени, ни запасных частей. У других кончилось горючее. Теперь стали ходить пешком, и точно так же, кто куда. Мы, наша рота, оказались зажаты около села Оржица, в Киевской области. Обстановки в эти дни не знал никто, что делают немцы, что следует делать нам, было непонятно, полная неразбериха. Тут немцы подбросили листовки о том, что, мол, ваше положение безнадёжно, переходите на сторону германских войск, «на готовую кашу». Тут же изображена схема положения немецких войск.

С запада от нас голубая линия Днепра. От точки Черкассы чёрная стрела в Сумскую область, в район Ромны. И вторая чёрная стрела из точки Чернигов, тоже направлена в район Ромны. Пишут, что, мол, вас окружили три миллиона человек, и так далее. Что тут правда, что враки, попробуй, разберись. Если поверить, что немцы прорвались двумя линиями, то расстояние между ними довольно приличное, а мы их видим рядом. Пусть соврали насчёт численного состава, но что они уже на этой стороне Днепра, что они уже топчут земли Киевщины, Полтавщины, Сумскую, Черниговскую землю, это было уже похоже на правду. Что бить их надо, но чем и как? Трудно что-либо придумать. И как уйти из-под удара, не менее сложно. Тем более, что цельной боевой единицы, как армия, корпус, дивизия, хотя бы полк, нормальных регулярных войск – нет!

Есть обрывки, обломки, кусочки от разных частей и подразделений не подчинённых никому, неорганизованная толпа, сброд, объятые паникой, мечущиеся из одного угла в другой. Вот в каком примерно положении мы оказались в районе города Оржица. В состав этой толпы входило около тысяч до десяти людей. Довольно много машин. До десятка зенитных пушек 85-миллиметров калибра, штук шесть зенитных, четыре спаренных пулемётов на машинах ГАЗ-АА. Немцы методично вели обстрел села из артиллерии, но атаковать пока не решались.

Начальства у нас в этот раз оказалось более чем много, ходили группами полковники, подполковники и так далее. Приказы сыпались один за другим, только успевай выполнять. Поступил приказ: готовиться к прорыву. Поставили впереди зенитные установки, пехота за нами и пошли на штурм. А кого атакуем, где что, расположены какие силы обороняются, ничего не известно. Вышли на поле, пулемёты стреляют. Мы тоже двигаемся несколькими цепями. Пока мы были ещё далеко, немцы молчали, а когда мы подошли близко, они открыли огонь из всех видов оружия. Пулемёты, автоматы, миномёты, артиллерия осколочными и шрапнель. Танки прямой наводкой в упор. Короче сказать, не хватило нас и на полчаса. Расстреляли нашу толпу, мало кому удалось вернуться. Часа через два пошли снова, но в другом направлении. Пошли опять цепями по ровному, почти чистому полю. Идти до предполагаемого противника метров 700–800.

Поле паровое, не засеяно ничем, покрыто редкой низенькой травкой. Когда я оказался на средине поля, откуда-то издалека стала бить по впереди идущей цепи тяжёлая немецкая артиллерия. Первыми же залпами попали именно по цепи, но больших потерь не принесли. Снаряды били, видимо, на фугас, потому, как рыли огромные воронки, больше, чем в мой рост глубиной. Продукты взрыва, осколки, земля, чёрный дым взлетали очень высоко вверх своеобразным конусом. И вот один, не забываемый для меня случай: мой взгляд был обращён на впереди идущего человека в цепи. Шёл он спокойным, ровным шагом, с винтовкой наперевес. И вот взрыв снаряда именно на том месте, где был этот человек. Поднялся очередной чёрный конус, потом дым от него рассеялся, земля, осколки улеглись. Через некоторое время я подошёл к этому месту, остановился около воронки, осмотрел воронку и местность около неё, но признаков чего-то человеческого не обнаружил никаких! Как бы и не было человека! Но я-то своими глазами видел, что он был! И не просто был! Он ведь был чей-то сын, муж, а может и отец! Вот так, в один миг его не стало! И никто не напишет матери, жене, детям, что, мол, ваш сын, муж, отец погиб смертью храбрых в боях за родину под или за село Оржица, что в Киевской области.

Потом нас накрыли пулемётным огнём, а хорониться некуда, поле как стол, ровное, голое. Прижались к земле. Народ убывал с каждой минутой. Рядом со мной ранило в ногу, около паха, разрывной пулей мощного солдата. Он попросил меня: «Браток, помоги пожалуйста, перевяжи рану». Я подполз к нему, рану перевязал, израсходовал два перевязочных пакета, его и свой. Потом попытался тащить его. Он далеко тяжелее меня. Я сам еду, а его с места сдвинуть не могу, а голову поднять нельзя, пули летят роем. Потом подполз к нам ещё солдат, поволокли мы его вдвоём. Волокли далеко, метров двести. Приволокли в низинку, где пули не могли зацепить, если продышаться, потом закурили. Посидели минут пяток. Подбегает к нам какой-то лейтенант, кричит: «Что вы тут делаете?»

Мы стали рассказывать, что к чему. Он не стал слушать, кричит: «Вперёд!» Ну, говорим, вперёд, так вперёд. Он в полный рост вышел из низины на поле. Мы шагаем за ним в низинке пригнувшись, а когда стали выходить на равнину – ползком. Лейтенант сделал несколько шагов и упал без каких-либо признаков жизни. На поле ни около нас, ни впереди никого не было видно. Мы отползли опять в низинку. Того раненого солдата не было тут, где мы его оставили. Мы подались по низинке к селу. Больше не встретили желающих идти вперёд. Вскоре пулемётная трескотня стихла. Народу в селе было ещё очень много, но в нашей роте осталось уже около половины людей. Один солдат из нашего отделения, не помню его фамилию, оказался ранен в живот. Лежал под небольшим кустом, в тени. Просил вначале пить. Потом, к вечеру, стал просить всех нас по очереди, чтобы его пристрелили. Настолько мучительны были его боли.

Врачей не было. Или не подавали виду, не хотели браться за тяжёлое дело. Раненые мучились без квалифицированной помощи. Продовольственных запасов не было, питались кое-как, кто что, где достанет. Где кусочек сухаря, где кусочек сахара, или что-то удастся слямзить с огорода местных жителей. Приют для людского состава был на крутом косогоре, поросшим небольшим лесом, вдоль небольшой речки, что шла через село. Этот косогор был весь изрыт окопами.